Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Они сражались за Родину» - Альманах Российский колокол

Но никакой жизни в деревне не было. Люди, забрав с собой последний остававшийся скот, покинули её в одночасье два-три месяца назад, когда части вермахта вытеснили из этих ставших прифронтовыми районов партизан и поддерживавшее их население. Даже кошки и собаки оставили обезлюдевшие улицы и постройки. В одном дворе, где хозяева, видимо, в спешке забыли спустить с цепи своего пса, перед собачьей будкой непонятной серо-коричневой массой лежали останки крупного тела, расклёванного воронами. Ещё не став кормом для падальщиков, бедняга, должно быть, подох от голода. На снегу рядом с лохмотьями шерсти отчётливо виднелись тёмно-бурые следы крови. Цепь по-прежнему никуда не отпускала умершее животное, и было в этом что-то зловещее и пугающее.

Всю зиму они провели в партизанском лагере, где оказались, чтобы избежать отправки в Германию. В один хмурый осенний день их – десятилетнего Володю, его маму и совершеннолетнюю сестру Липу – вместе с другими людьми привели на ближайшую станцию в двенадцати километрах от города. Там разделили на группы для посадки в поезд и, когда пришёл паровоз, пыхтя чёрным дымом и таща за собой состав из вагонов для скота, всё уже было готово для погрузки. Семья Володи оказалась сразу за тендером с углём, и, когда локомотив выпустил из-под колёс облако пара, на несколько мгновений их окутал искусственный туман, мама, как будто только этого и ждавшая, схватила детей за руки, и они припустили в ближайшие заросли, до которых-то было всего метров двадцать. За пристанционной территорией третий год почти не ухаживали, и кусты выросли прямо около путей. За кустарником начинался бескрайний сосновый лес, там уже никто не смог бы их быстро найти. Но, кажется, по-настоящему и не собирались искать, лишь пара выстрелов раздалась вдогонку, однако толстые стволы деревьев уже прикрывали беглецов, как каменная стена. Исчезновение нескольких человек не испортило немцам общей статистики отправки сотен кандидатов на «сытую жизнь в рейхе». Только вот обратная дорога в город им была заказана. Там знали, что они уходили не на воскресную прогулку.

Оставалось лишь идти прятаться в лес, под защиту партизан. Но и те тоже никого не ждали с распростёртыми объятиями: всех не прокормишь, а таких, как они, хватало. Около партизанского лагеря быстро вырос лагерь беженцев. Вырыли землянки, начали обустраиваться как могли. Пока стояли тёплые дни, собирали выросшие в том году в изобилии грибы и ягоды, ловили рыбу. Только вкус хлеба забывался, он им вовсе не доставался. Потом стало тяжелее: пришли холода, над беженцами нависла угроза голода. И если бы только это… Володю свалил тиф. Ни лекарств, ни врачей не было, но всё же молодой организм победил болезнь.

Сами партизаны жили получше, от недоедания не страдали. Бывало, что освобождение сёл и деревень от ушедших оттуда заблаговременно немцев и их пособников больше походило на освобождение населения от остатков домашнего скота под зорким глазом командира отряда, въезжавшего в селение, полулёжа на телеге. Володя, постоянно испытывавший острое чувство голода, навсегда запомнил дородного народного мстителя, который как-то раз после «скромного» партизанского ужина, изобиловавшего мясной пищей, с чувством большого удовлетворения сообщил своему товарищу, похлопывая себя по выпиравшему над ремнём животу: «А я сегодня двадцать канклет съел!» Подобное пиршество, конечно, случалось далеко не каждый день, и беженцам тоже, хоть немного, но перепадало. Мама и старшая сестра вместе с другими женщинами помогали партизанам по хозяйству, готовили, стирали, поэтому семья с горем пополам кормилась, с голодухи не пухли. Правда, и такой относительно терпимой жизни вскоре пришёл конец.

Немцы, отошедшие с Украины на линию реки Припять, решили, что пора положить конец этой партизанской вольнице и очистить свой тыл от непотребных элементов. За несколько недель все очаги сопротивления были ликвидированы, а партизаны ушли от греха подальше на север и запад. Большую часть прижившегося у них «балласта» предоставили самой себе. Севернее Минска такая же операция немцев привела к ожесточённым боям с регулярными войсками Третьего рейха. Там партизаны решили дать отпор оккупантам, но, как и в других местах, сопротивление бойцов минских и полоцких бригад было сломлено, группа армий «Центр» зачистила свой непосредственный тыл. А вот южнее, где зимовали Володя с мамой и сестрой, всё произошло гораздо менее болезненно, тяжёлых боёв не было. Только вот главными жертвами операции вермахта оказались не те, против кого она была направлена, а прятавшиеся в отрядах люди. Им пришлось искать себе другое убежище. Вот и пошли беженцы скитаться по зимним лесам, голодать, мёрзнуть, спать где попало: то в брошенных избах, то в каких-то шалашах среди поля, а то и на морозе, под открытым небом, на лапнике вокруг костра.

Так, окончательно измучившись, они и попали в эту деревню с названием Клясов недалеко от Бобруйска, где не оставалось ничего, кроме хат и заборов. В пустых домах рядом с ними устроилось ещё несколько семей. Там хотя бы согрелись: брошенные хаты топили дровами, они имелись в достатке. Хуже обстояло дело с едой. Но, внимательно покопавшись вокруг да около, люди находили кое-что в погребах: то проросшую картошку, то капусту квашеную, то мочёные яблоки. Иногда удавалось выкопать на дальних огородах замёрзший картофель. Скудно, но от голодной смерти это спасало.

Спасало от голода, но не спасло от людей. Однажды в тёплый мартовский денёк в деревне появились чужие. На них была немецкая форма, только это оказались не немцы, хоть и имели такую же амуницию, и не полицаи, хоть и говорили по-русски. Пришли, осмотрелись и начали выгонять попрятавшихся по хатам беженцев на улицу. Их почему-то интересовали только дети, подростки и молодёжь. Такой приказ имели эти слуги фюрера, в большинстве своём бывшие бойцы Красной армии, струсившие один раз и уже потерявшие возможность развернуть свою судьбу на сто восемьдесят градусов. Старшая сестра успела спрятаться под печку, и её не нашли, а Володю забрали и присоединили ещё к таким же, как он, пацанам и девчонкам. Их построили в небольшую колонну, отгоняя рыдающих матерей прикладами да самыми хлёсткими выражениями русского языка, и повели на станцию. Там посадили в вагоны и повезли ещё дальше, минуя Бобруйск, в сторону Минска. По дороге медленно тащившийся состав обстреляла пара советских штурмовиков. Но конвоиры, увидев разворачивавшиеся самолёты, не бросили своих «подопечных»: после крика «Воздух!» все быстро попрыгали из тормозившего поезда и детей попрятали в зарослях, не спуская с них глаз. По всему было видно, что их охранники везли ценный груз. Штурмовики всадили несколько очередей в пустой состав.

Володя ковылял вместе со всеми до места погрузки, потом сидел в