Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

мышлением. Мыслитель – ученый – открывшийся для появления гипотезы, готовится, как мы уже упоминали, принять (но откуда?) информацию для внесения корректировок. Он стремится стать плодородной и благодатной почвой, где обретут свою ценность новые семена откровения, которых он удостоен. Так он становится, в символическом плане, как минимум Невестой Христовой. Возможно, это будет горькая пилюля для тех, кто почему-то полагает, что сферы науки и религии диаметрально противоположны.

Кроме того, ученые, исследователи и мыслители призваны оценивать открытые идеи, рассматривая их в театре своего воображения, как сказано: «Возлюбленные! не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире» (1 Ин 4:1). Это поверка инсайта или откровения критическим мышлением. Почему это необходимо? Зачем Богу, дарующему откровение, вводить в заблуждение или обманывать? Это неверный способ рассмотрения проблемы. Оценивать как потенциально ложный следует не источник откровения, а мотивы искателя и природу отвечающего духа. Если вопрос поставлен совершенно правильно или молитва вознесена именно так, как нужно, то после воззвания к Богу говорит именно сам Бог, и никто иной. Если причины для исследования и просьба об откровении исполнены корысти, обиды, обмана и высокомерия, тогда ответит дух, составляющий сущность этих влечений.

Для того чтобы отличить ответы первого от лжи второго, необходимо умение, требующее немалых усилий, – готовность отделить зерна от плевел и агнцев от козлищ. Это подчинение ужасному пламенному мечу, поставленному у райских врат. Оно, в свою очередь, требует того, что лучше всего понимать как глубокий самоанализ – оценки всех мотиваций, способных оказаться пагубными и исказить инсайт: «Почему я в это верю? Лишь потому, что это требует наименьших усилий? Лишь потому, что это способствует моей карьере? Лишь потому, что это идет вразрез с теориями, против которых выступаю я сам?» Под сомнение ставятся даже цель или стремление, которым служит новая идея: «Верю ли я в это потому, что эта идея соответствует моему обязательству верно служить истине во имя этической цели, которой я искренне хочу достичь? Или это [в очередной раз] просто чем-то мне выгодно, причем это “мне” понимается в самом узком смысле?» Подобный самоанализ неизменно оказывается интенсивной самокритикой: «Верно ли я воззвал к высочайшему, прося помочь мне в моем рискованном исследовании, или я пошатнулся – и мной, с моего позволения, овладели иные тревоги, не связанные со стремлением к высшему, с искупительной дорогой истины? Если же нет, то к какому духу я воззвал, озвучив свою просьбу, – и что за дух мне ответил?» В конечном итоге дело, конечно же, и в том, что ученый или мыслитель спешит сообщить всем о результатах своих изысканий. Он провозглашает о них и пишет о них, пытаясь распространить учение о новой истине, явленной в откровении.

Мы могли бы еще лучше понять внезапность озарений, вернувшись к уже упомянутой мысли о том, что образы, полученные нами в восприятии, представляют собой навигационные функции. То, что мы видим, зависит от того, куда мы решили направиться, поскольку то, что проявляется перед нами даже в сфере фактов – это пути, ведущие вперед, или помехи, мешающие нам продвигаться (при этом все остальное переводится в область неуместного и невидимого). Мыслим мы точно так же. Мышление позволяет нам прокладывать курс в абстрактном, прежде чем мы отправимся навстречу нашим приключениям в реальном мире. Следовательно, то, что проявляется перед нами, когда мы задаем вопрос и получаем откровение – это абстрактные эквиваленты ориентиров или воспринятых образов, указывающих направление. Мы признаем нашу некомпетентность по отношению к своим стремлениям и приоритетам и задаем себе вопросы, а правильный ответ приближает нас к желанному. За всеми этими допущениями и вопросами – если и не явно, то сокровенно – находится наше чувство конечного пункта и нашей наивысшей цели.

Это дух, занявший горную вершину или извечно уходящую ввысь лестницу Иакова. Это бог, которому мы поклоняемся, пусть и бессознательно; это дух, который направляет наши ощущения и придает форму нашим эмоциям (поскольку мысли могут рождать в нас чувства и делают это) – и, что самое страшное, это источник ответов, которые мы получаем, когда стучим, просим и ищем (Мф 7:7–8). И если мы, даже не чувствуя этого, стремимся не к высшему, а к чему-то иному, тогда именно это иное, а вовсе не высшее, будет давать нам искомые откровения. Подумайте об этом так: когда мы выбираем место назначения – любое – у нашего выбора есть причина и мотив. Дороги в те места, куда ведут обида, инфантилизм, корысть, злоба и жажда мести (убийственные; направленные на геноцид; направленные на богоубийство), ограничены соответствующими духами, и если вы молитесь (думаете), стремясь к ложной цели, то вам ответят демонические голоса.

Карл Густав Юнг отмечал, что люди, как правило, «самым некритичным способом хватаются за малейшую возможность получить какой-нибудь ответ или обрести уверенность». Он описывал форму умышленной слепоты. Впоследствии психологи вновь открыли эту тенденцию, назвав ее «эвристикой доступности»: это склонность воспринимающего или мыслящего субъекта судить об убедительности утверждения по тому, насколько быстро и легко оно пришло на ум. С учетом того, что психика так восприимчива к откровению и так не расположена сомневаться в характере пришедших озарений, их очень важно впоследствии оценивать критически. Мы должны быть готовы позволить ущербным идеям умереть. Эта жертва – истинная суть критического мышления. Она означает, что наши идеи могут кануть в Лету, чтобы мы не претворили их в жизнь, – и что именно это с ними и происходит. Критическое мышление – мучительная смерть наших идей, пусть даже столь заветных и желанных, – это заместительная жертва, искоренение части вместо целого. Сам Христос настоятельно утверждает: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Мф 5:29–30).

Процесс мышления подобен Логосу еще и потому, что он диалогичен. Советский психолог Лев Выготский полагал, что способность к семантическому мышлению – это отражение диалога, проходящего в разуме отдельного индивида, и что мышление, во всех отношениях и с любой точки зрения, представляет собой абстрактный интернализированный спор различных аватаров. В каждом уме может обитать множество личностей. Это особенно очевидно в наших снах, когда разные личности в прямом смысле слова появляются на воображаемой