Женщины в Средние века - Фрэнсис Гис

В 1231 году Уильям скоропостижно заболел и умер. Элеонора осталась вдовой в шестнадцать лет. Когда принцесса выходила замуж, Генрих на правах опекуна дал ей в приданое десять поместий, которые приносили небольшой доход, едва превышавший двести фунтов в год, и назначались Элеоноре в пожизненное владение в случае, если брак окажется бездетным (как оно и случилось). Куда более ощутимой была вдовья часть, представлявшая собой треть обширных владений Маршала в Англии, Уэльсе и Ирландии. Что касается прочего имущества, то, согласно феодальным законам, Элеонора не являлась наследницей Уильяма. Понятия «совместной собственности супругов» тоже не существовало. Отцовские владения переходили к старшему сыну, а при отсутствии отпрысков мужского пола распределялись между дочерьми. В этом браке детей не было вовсе, поэтому наследником стал старший брат Уильяма – Ричард. Вместе с тем Великая хартия вольностей узаконила давно сложившийся обычай: вдова гарантированно получала третью часть недвижимости покойного супруга.

По общему правилу вдовья треть выдавалась в течение сорока дней после кончины мужа, но тут был случай нетривиальный: возникла масса сложностей и проволочек. Стремление получить причитающееся ей наследство в полном объеме превратилось для Элеоноры в навязчивую идею. Огромные масштабы владений только больше разжигали аппетиты заинтересованных сторон. Дошло до того, что Ричард Маршал забрал себе великолепную мебель покойного брата, которую тот отписал Элеоноре. Вдобавок он попытался присвоить ряд имений, входивших в ее вдовью часть, и даже хотел переложить на невестку взыскания кредиторов, хотя по закону должен был сам расплачиваться с долгами Уильяма.

Поскольку Элеоноре никак не удавалось вступить во владение поместьями в Ирландии, Генрих договорился, что в порядке компенсации ей будет ежегодно выплачиваться четыреста фунтов от дохода с этих имений. Молодая вдова была недовольна: она считала такую сумму неадекватно низкой, а главное, Ричард и его наследники и с этими деньгами расставаться не спешили. Наконец Генриху это надоело, и он выплатил задаток на содержание сестры из собственных средств. Что касается поместий в Англии и Уэльсе, то после некоторых мытарств и по ним были заключены аналогичные соглашения о ежегодных компенсациях в пятьсот фунтов.

Элеонора в ту пору находилась под влиянием своей гувернантки и компаньонки Сесили де Сэндфорд, тоже недавно овдовевшей, и опрометчиво согласилась принять вместе с ней обет целомудрия и вечного вдовства. Во время церемонии, проведенной в 1234 году архиепископом Кентерберийским, обе женщины принесли священную клятву и надели особые обручальные кольца в знак своего духовного брака с Христом. После этого они стали регулярно носить монашескую одежду из простой домотканой материи, правда на постриг так и не решились.

Для Сесили обет целомудрия не был обременителен. Она соблюдала его до конца дней, а кольцо отказалась снять даже на смертном одре, хотя на этом настаивал ее исповедник. Темпераментная девятнадцатилетняя Элеонора вскоре пожалела о своем поступке. Ее начинает тяготить необходимость воздерживаться от красивых нарядов и общения с противоположным полом. Формально не отрекаясь от обета, она возвращается к привычной светской жизни, разъезжает по своим поместьям в сопровождении свиты, часто наведывается ко двору.

В 1236 году Элеонора прибывает в Кентербери на празднества по случаю бракосочетания Генриха с Элеонорой Прованской. Среди баронов, выполняющих церемониальные функции на пиру, она замечает двадцативосьмилетнего Симона де Монфора. Он недавно приехал из Франции, заявив свои права на графство Лестер. Соответствующий лен должен был достаться его покойному отцу, но в процессе перетасовки французских и английских владений королевских вассалов поступил в собственность короны, а затем перешел к двоюродному брату Монфора-старшего, графу Честеру. Теперь сын рассчитывал восстановить владение леном. Бравый французский рыцарь происходил из знатного и прославленного рода (упомянутый отец снискал известность как предводитель крестового похода, положившего конец движению альбигойцев). Но к родовитости было нелишним добавить престижный титул и состояние. Симон договорился со своим старшим братом, чтобы тот уступил ему права на графство Лестер, и, ко всеобщему удивлению, осуществил эти права: вступил во владение леном и стал графом Лестерским, хотя брату это не удалось. Очевидно, успех следует приписать редкому личному обаянию Симона.

Вот как описывает ход событий он сам:

И я… молил моего господина короля: да соблаговолит он, чтобы я восстановил отцовское наследство в своих руках. Но он ответил мне, что сделать сего не может, ибо все эти земли даны его жалованной грамотой графу Честеру и его наследникам. <…> В следующий год мой господин король проезжал через Бретань, а с ним граф Честер, державший мое наследство. И я тогда явился в замок Сен-Жак-де-Бёврон, который принадлежал названному графу, и просил его, дабы он, по милости своей, уступил мне мое наследство. Граф изволил благосклонно согласиться. Взяв меня с собой в Англию в следующем августе, он просил короля принять у меня оммаж за наследство моего отца (ибо я, как он сам сказал, имею на оное больше прав) и отказался от всех соединенных с таковым пожалований короля…203

Чем бы ни объяснялся этот странно великодушный жест могущественного графа, для Симона сразу открылись многие двери: он в одночасье вошел в ряды крупнейших английских магнатов, а вскоре стал и фаворитом короля.

Не исключено, что Симон и Элеонора встречались и до свадебного банкета 1236 года. Во всяком случае, не похоже, чтобы рыцарь молниеносно потерял голову от красоты новой знакомой, как это случилось с Жеганом. К тому времени он уже наметил себе двух выгодных невест на континенте и не собирался отказываться от своих матримониальных планов. И только когда ни тот ни другой вариант не сработал (в частности, расчеты взять в жены графиню Фландрии расстроились из-за вмешательства Бланки Кастильской), Симон обратил внимание на Элеонору.

Элеоноре между тем удалось подольститься к венценосному брату и выпросить у него замок Одихем к северо-востоку от Уинчестера. Построенный их отцом Иоанном Безземельным в качестве охотничьей резиденции, этот замок представлял собой восьмигранный донжон, делившийся на три яруса. Нижний этаж использовался как служебный, на втором располагался довольно вместительный зал, еще выше – покои Элеоноры. По меркам других подобных сооружений Одихем не назвать иначе, как скромным, и тем не менее здесь легко можно было жить на широкую ногу. Новая хозяйка ограничивать себя не любила и скоро порядком поистратилась. Пришлось брать в долг у короля.

Итак, Симон заинтересовался молодой вдовой, которой недавно минуло двадцать лет. Прощупав почву, рыцарь перешел к решительным действиям. Детали этого сватовства были и остаются скрыты завесой тайны,