Женщины в Средние века - Фрэнсис Гис

Супруги поселились в фамильном замке семьи Монфор в местечке Монфор-л’Амори. Некоторое время спустя на свет появился их второй сын, которого назвали в честь отца. В том же 1240 году Симон, примкнув к Ричарду Корнуоллскому и другим английским аристократам, принял участие в так называемом «крестовом походе баронов». Возможно, таким способом он рассчитывал примириться с Генрихом. Графиня с мальчиками сопровождала мужа до Бриндизи на юго-востоке Италии. Оттуда он двинулся в Святую землю, а Элеонора осталась в замке, любезно предоставленном в ее распоряжение императором Фридрихом II (мужем ее сестры Изабеллы). Она была беременна третьим сыном, Амори.

Тем временем Генрих как будто несколько смягчился: он велел провести реконструкцию принадлежащего Элеоноре замка Одихем и, в частности, достроить кухню, начатую ранее Симоном, возвести еще одно надворное здание и расширить донжон за счет пристройки нового зала. Осенью 1243 года король окончательно простил оступившегося свойственника и позвал графскую чету назад в Англию.

Изгнанники поспели в аккурат на свадьбу: Ричард Корнуоллский брал в жены Санчу, сестру королевы английской Элеоноры и королевы французской Маргариты. Приехала и мать невесты – графиня Прованса Беатриса Савойская (по словам Матвея Парижского, «женщина изумительной красоты»210), в лице которой Монфоры обрели заступницу и союзника. На Рождество, когда двор съехался в гости к молодоженам в замок Уоллингфорд, Беатриса поговорила с Генрихом и напомнила ему, что он до сих пор не выделил сестре приданого по случаю ее второго замужества. Король щедрой рукой пожаловал Монфорам годовую ренту в 500 марок и назначил еще 300 марок в год их наследникам, а заодно простил Элеоноре и Симону долги на сумму около 1750 фунтов. Помимо этого, он устроил так, что если последний оставшийся в живых брат Уильяма Маршала не выполнит свои денежные обязательства, то Элеонора наконец-то сможет получить земли, причитающиеся ей в виде вдовьей части.

Что касается замка Кенилворт, то король соблаговолил передать его сестре в пожизненное владение. За время отсутствия Монфоров в резиденции произошли значительные перестройки и улучшения. По приказу Генриха был проведен ремонт крепостных стен и надворных служб, обновлена крыша над большим залом. Капеллу обшили деревянными панелями и украсили росписями, а также изготовили два расписных сиденья для хозяина и хозяйки. Стены в покоях госпожи были выровнены и обшиты панелями, отремонтирован камин, обустроена дополнительная комната211. Король даже распорядился соорудить «красивую и хорошую лодку»212 и поставить ее у дверей большого зала213.

К середине 1240-х годов отношения Монфоров с королем вновь вступили в безоблачную фазу, словно и не было никакой размолвки. Произошло это на фоне обострения положения внутри страны. Требования неугомонных баронов, враждовавших с Генрихом, становились все настойчивее. Ситуация грозила вылиться в серьезные волнения, но Симон взял на себя роль посредника и искусно уладил конфликт, завоевав авторитет по обе стороны баррикад.

Элеоноре в ту пору только исполнилось тридцать. Ничто не нарушало благополучного течения семейной жизни. Свое время супруги делили между Одихемом, Кенилвортом и двором. Поместья, разбросанные по всей Англии, давали не только денежный доход, но и продукты питания (зерно, мясо), а также ремесленные изделия (текстиль). Натуральная продукция поступала с домениальных земель, то есть имений, которые не сдавались в аренду, а обрабатывались для нужд сеньора. Часть урожая шла на личное потребление многочисленного семейства, а излишек распродавался. Это была важная статья доходов наряду с рентой и штрафами. И тем не менее денег на выплату жалованья слугам и покупку дорогостоящих, но, безусловно, необходимых вещей (вина, пряностей, шелковых тканей, ювелирных украшений…) вечно не хватало. А потому хозяйство Монфоров, как и многих других баронских фамилий, в значительной степени зависело от заемных средств. Иногда выручал король: однажды он просто взял и списал долг в размере 110 фунтов и 11 шиллингов, который супруги были обязаны выплатить некому Давиду из Оксфорда (еврейскому ростовщику).

Как показывают счета, для кухни Монфоров регулярно закупались быки, бараны, телята, цыплята, козлята, поросята, а также внушительное количество яиц, сливочного масла, сыра и молока. Генрих продолжал присылать оленину и прочую дичь из королевских лесов. Во время Великого поста в меню, помимо неизбежной селедки, присутствовали лосось, треска, угорь, камбала, скумбрия, осетрина и даже моллюски и ракообразные: устрицы, крабы, креветки. Пресноводную рыбу к столу графской четы поставлял «собственный» рыбак и его помощники. Пряности, орехи, рис, сухофрукты приобретались в Лондоне или на ярмарках.

В штате состояло более шестидесяти слуг, трудившихся под началом мажордома. Вся челядь, за исключением прачки, была мужского пола: повар, дворецкий, пекарь (плюс их подручные), два камердинера, несколько портных, кузнецов, а также возчики, посыльные и прочие слуги, отвечающие за сообщение с внешним миром. К этому времени у Монфоров родилось еще два мальчика – Ги и Ричард. Для каждого ребенка нанималась отдельная нянька, женщина более высокого социального статуса, чем рядовые слуги (одна из них, например, упоминается в документах как «госпожа Элис»). Кроме того, у Элеоноры было несколько личных горничных, одновременно выполнявших роль компаньонок.

На правах хозяйки Элеонора нередко принимала в своих замках высоких гостей: прелатов и клириков, королевских сановников, магнатов, друзей семьи. Среди представителей духовенства, входивших в этот круг, были ярчайшие интеллектуалы своего времени, например разносторонний ученый и мыслитель Роберт Гроссетест, епископ Линкольнский, которому Монфоры доверили воспитание двух своих сыновей. Добрые отношения сложились и с настоятелем аббатства Уэверли – первого цистерцианского монастыря в Англии, располагавшегося в шестнадцати километрах от Одихема. Весной 1245 года, на Пальмовое воскресенье, супруги побывали там на богослужении, причем Элеонора принесла в дар обители ценный алтарный покров.

Близким другом четы был и еще один влиятельный церковный деятель – францисканский монах и богослов Адам Марш. В его эпистолярном наследии значительную часть составляют письма к Монфорам, позволяющие добавить некоторые штрихи к психологическому портрету обоих супругов. Здесь надо сказать, что брат Марш не только читал лекции во францисканской школе в Оксфорде, но и выступал в качестве духовного наставника многих знатных господ, в том числе близких ко двору, и подчас нелицеприятно отзывался о монархе. Графу и графине он тоже не стеснялся давать советы без всяких обиняков. Похоже, и тот и другая легко выходили из себя, и эта горячность становилась причиной бед. «Муж терпеливый славнее мужа сильного, и достойнее владеть собой, чем покорять города»214, – вразумляет францисканец Симона. Одно из посланий к Элеоноре он начинает с извинения, что вынужден писать кратко, – и тут же выдает текст