Суси-нуар 1.Х. Занимательное муракамиЕдение от «Слушай песню ветра» до «Хроник Заводной Птицы» - Дмитрий Викторович Коваленин

(1979–1983). «Наохотившись» на овец, ты входишь в затяжное пике, хоронишь кошку – последнее родное существо из прошлого – и, решив заняться «социальной реабилитацией», нанимаешься сочинять рекламные тексты в глянцевые журналы всех мастей и оттенков. Очень качественные, профессиональные тексты, которые никому не нужны. Ты стал хорошо зарабатывать, купил крутое авто и поселился в престижном районе города. Ты стал абсолютно неуязвим: никого не можешь обидеть, и это взаимно.

Спишь с разными женщинами. Одна из них, девчонка из телефонной компании, задерживается у тебя дольше, чем остальные. Но в итоге и она обрывает связь, объявив, что «выходит замуж за землянина». Причина – та же, что и всегда. Ты сам её прекрасно знаешь:

Она мне нравилась. Мне было хорошо с нею рядом. Мы умели наполнять теплом и уютом время, когда были вместе. Я даже вспомнил, что значит быть нежным. Но по большому счёту – потребности в этой женщине я не испытывал. Уже на третьи сутки после её ухода я отчётливо это понял. Она права: даже с нею в постели я оставался на своей Луне. Её соски упирались мне в ребра – а я нуждался в чём-то совершенно другом.

Со своими «как бы работой», «как бы интимом» и «как бы нормальной жизнью» ты уже напоминаешь собственную кошку, на чьей морде и после смерти застыло выражение: «ну вот, сейчас опять что-нибудь потеряю».

Психиатры на Западе назвали бы тебя модным словечком «displaced». Переводи как хочешь. Потерявший ориентацию, отбившийся от стаи, выпавший из гнезда, – ты уже растерял всё, что мог, и дальше осталось терять «разве только себя самого». Но как раз это – единственное, на что ты не способен.

Твой внутренний мир одеревенел и захлопнулся, ты никому не можешь его открыть. Люди заходят к тебе через вход, уходят через выход и разбегаются дальше по своим делам, как туристы в огромном, безупречно работающем отеле. Не остаётся никто.

Ты садишься у ночного окна со стаканом виски в руке. И до самого рассвета в твоей каменеющей голове – только полузабытый голос певца да пулемётный треск иглы по пластинке, что ты слушал лет двадцать назад, в том далёком позавчера, когда что-то ещё трогало твою душу так же, как души других людей:

«А тем, кто не спит, не нужен твой сад – в нём ведь нет ни цветов, ни камней. И даже твой Бог никому не помог – есть другие светлей и сильней. И поэтому ты в пустоте, как на старом забытом холсте: не в начале, не в центре и даже не в самом хвосте…»[101]

Что происходит? – спрашиваешь ты в темноте. И не слышишь ответа. «Ответчик» так глубоко, что контакт невозможен. Но когда наконец засыпаешь, тебе опять является сон о колодце. Со дна которого разбегаются тёмные коридоры с запертыми дверями. Ты прислушиваешься – и различаешь чьи-то сдавленные рыдания. Кто-то плачет там, в темноте. Тихо и безутешно. Плачет и зовёт тебя.

Ты хорошо знаешь, кто это. Всё это время знал, но боялся произнести её имя вслух. Той, что исчезла из твоей жизни четыре года назад. И ты наконец понимаешь: она – твоё единственное спасение. Бог знает, какое спасение и от чего конкретно. Но ты должен найти её. И для начала – вернуться туда, откуда всё это у тебя началось.

* * *

– В платоновском «Пире» Аристофан утверждает, что в древности было три вида людей, – говорит господин Осима. – Знаешь об этом?

– Не знаю.

– Дескать, когда-то давно люди разделялись на три категории: мужчины-мужчины, женщины-мужчины и женщины-женщины. Все были очень довольны, жили счастливо и не знали забот. Но однажды Бог взял меч и разрубил каждого пополам. И остались на свете только женщины и мужчины, которые всю жизнь скитаются в поисках своей половинки.

– Зачем же Бог это сделал?

– Зачем Он всех разделил? Да кто ж его знает? Зачем Господь что-то делает – в большинстве случаев нам понять не дано. Вечно Он чем-нибудь недоволен, всё стремится к какому-то идеалу… Я думаю, это было какое-то наказание. Что-то вроде библейского изгнания из рая.

– Первородный грех? – вспоминаю я.

– Он самый, – кивает господин Осима. И, зажав между пальцами карандаш, неторопливо покачивает его туда-сюда. – Я просто хочу сказать, что пробираться по жизни в одиночку очень тяжело и непросто[102].

* * *

И вот ты возвращаешься туда, откуда всё началось. Но встречаешь вовсе не ту, кого искал. Не ту, которая плакала по тебе. А ту, что заведует ключами от мира, которому ты принадлежишь. Девушку за стойкой в вестибюле твоего же отеля.

Welcome home, Mr. Malkovich. Welcome to your nightmare[103].

И начинается очередной «тайм-трэвел».

* * *

Забавно, что премию «Странник» от российских фантастов под предводительством Бориса Стругацкого получил перевод «Дэнса». Думаю, так просто по времени вышло. Подожди они ещё с годик – та премия, скорее всего, ушла бы к «Стране Чудес». Но на тот момент «Страна» была ещё только наполовину русифицирована в памяти моего компьютера.

Но, как бы то ни было, позвонили, пригласили на церемонию. И вот я приехал в любимый город Санкт-Петербург и с дрожью сердца вошёл в Алексеевский дворец.

– Борис Натанович, я тут Мураками переводил…

– А, Мураками… Отличный японский фантаст!

– То есть вы всё-таки считаете это фантастикой?

– Несомненно! Он прекрасно моделирует миры.

Интересно, подумал я, а какая нормальная литература этого не делает? Но вслух ничего не сказал. Только на торжестве, помню, растерялся и со сцены, на которой уже стоял отец «Кин-Дза-Дзы» Георгий Данелия, произнёс странную речь:

– В детстве мне казалось, что на свете существует две породы людей: те, кто пишет книги, и те, кто их читает. Я всё детство читал Стругацких. В те смутные времена у нас, наверное, не было более прямой и честной современной прозы, и я выучил этот язык наизусть. И сейчас мне очень сильно кажется, что эта премия – не за перевод с японского на русский, а за перевод с муракамского на стругацкий. Мы все можем создавать свои языки, но в данном случае, по-моему, языки оригинала и перевода действительно схожи.

* * *

И вот наш Боку закупает амуницию потеплее, едет в заснеженный Саппоро и поселяется в чудом переродившийся новенький суперотель «Дельфин». Ничего особенного там не находит, кроме Юмиёси. Поначалу больше от скуки он начинает постепенно окучивать Юмиёси – тем более, что и она вроде как не против, – а на досуге смотрит кино со своим