Беженцы - Боб Мур

объяснение предлагало пограничникам прибегать к культурным стереотипам и неявным предположениям о евреях, оно, вероятно, не слишком помогало в повседневном выполнении обязанностей на границе. Тем не менее оно требовало, чтобы в паспортах эмигрантов, которым было отказано, ставился штамп «Повернуть назад». В будущем это исключило бы сомнения пограничников и дало хотя бы косвенное доказательство личности владельца паспорта.

В Берне на протяжении весны и лета 1938 года различные ведомства решали проблему того, как идентифицировать еврейских беженцев на границе и отличить их от других немецких путешественников. Не желая нарушать «нормальные отношения» с Третьим рейхом, швейцарские дипломаты искали практическое решение. В мае 1938 года Ротмунд во внутренней записке первым предложил ввести визовое требование только для евреев. Хотя его предложение нашло одобрение у коллег из других правительственных учреждений, оно не нашло отклика у немецких властей. Очевидно, что такое положение прямо противоречило цели нацистов – выдворить евреев за пределы Третьего рейха. Кроме того, для его реализации потребовались бы механизмы идентификации евреев, которых еще не существовало.

К концу июля 1938 года опасения швейцарцев материализовались: немецкое правительство официально объявило о замене австрийских паспортов на германские. Некоторое время спустя, в августе, в письме Ганса Фролихера, швейцарского посла в Берлине, появилась идея отмечать паспорта «неарийских» граждан Германии. Однако из документов неясно, кто первым выдвинул это предложение – немецкие или швейцарские переговорщики. Они лишь свидетельствуют об упорном нежелании нацистского режима соглашаться на любое решение, уменьшающее шансы евреев на эмиграцию. В конце концов в августе 1938 года швейцарцы пригрозили вновь ввести общее визовое требование. Как подчеркнул Ротмунд, такой шаг потребовал бы от немецких заявителей «предъявлять доказательства того, что они арийцы», что подразумевало дополнительную административную работу для швейцарских консульств. Кроме того, требование о выдаче общей визы, вероятно, не нашло бы одобрения федерального правительства из-за непредсказуемых экономических последствий и потенциального ущерба для туристической отрасли. Однако в качестве блефа, призванного ускорить переговоры, оно оказалось успешным. В начале сентября швейцарцы почувствовали прорыв: немцы отказались от своих возражений и согласились ставить отметки в паспортах граждан еврейской национальности, но при этом они настаивали на взаимности. Это означало, что швейцарское правительство должно потворствовать дискриминации собственных еврейских граждан. Ротмунд возражал против такого компромисса, хотя именно он первым предложил дискриминацию.

Он предупредил, что подобный шаг не только оттолкнет швейцарских евреев, но и подвергнет Швейцарию на международном уровне обвинениям в причастности к нацистскому антисемитизму. Как следствие, он повторил требование о введении общего визового режима. В итоге ни одно из этих соображений не вошло в окончательное соглашение.

В германо-швейцарском протоколе от 29 сентября 1938 года содержалось обещание Германии пометить паспорта своих граждан, принадлежащих к «еврейской расе», которая должна была быть определена в соответствии с Нюрнбергскими законами отличительным знаком, и тем самым не допустить их владельцев в Швейцарию. По соглашению сторон, этот знак должен был представлять собой хорошо видимый и нестираемый штамп «J». Документ также включал положения, которые вводили дискриминацию швейцарских евреев. Ротмунд, принимавший непосредственное участие в последних раундах переговоров, не одобрил соглашение. Федеральный совет не прислушался к его оговоркам и принял Протокол на заседании 4 октября 1938 года. Одновременно он ввел требование о выдаче виз «неарийским немцам». Таким образом, нацистская расовая терминология и «немецкое расовое законодательство проникли в швейцарское административное право». Федеральным властям пришлось столкнуться с международными и внутренними протестами, последовавшими за публикацией требования о выдаче виз. Однако это решение было единственной частью всей истории, ставшей достоянием общественности в 1938 году, в отличие от активной роли Швейцарии в предшествующих переговорах, которая стала известна общественности только благодаря публикации союзниками немецких документов в 1953 году. Через несколько дней, 15 октября 1938 года, Швеция последовала примеру Швейцарии и подписала с германским правительством аналогичное соглашение.

Федеральные власти как никогда рьяно боролись с «иностранным наводнением», но к осени 1938 года они отбросили притворство, не оставляя сомнений в том, кого они имели в виду, говоря о «нежелательных элементах». В официальном дискурсе больше не проводилось различий между иностранцами еврейской национальности и беженцами, а термины «эмигрант» и «еврей» использовались как взаимозаменяемые. А ко всем, кого считали «эмигрантами», относились как к лицам без документов или даже без гражданства. За введением визового режима для немецких евреев 20 января 1939 года последовало обязательное получение визы для всех «эмигрантов», независимо от страны их происхождения, а 15 марта 1939 года – и для владельцев чехословацких паспортов. В итоге не только немецкие евреи, но и все евреи и любые потенциальные беженцы должны были считаться с высылкой, даже если они прибыли из страны, не имевшей ограничений на передвижение с Швейцарией. В результате они оказывались в ловушке дилеммы: либо рисковали быть отвергнутыми при въезде без разрешения, либо теряли почти все шансы на принятие, если раскрывали свои истинные намерения, подавая заявление на визу.

Кроме того, с помощью штампа «J» и нацистской бюрократии федеральным властям удалось упростить и усилить контроль за границей. В долгосрочной перспективе это помогло нейтрализовать как ненадежные кантональные правительства, так и отдельных чиновников, которые при выполнении своих обязанностей руководствовались скорее состраданием, чем послушанием. Однако даже после этого в течение нескольких месяцев некоторые приграничные кантоны успешно уклонялись от попыток ужесточения федерального контроля.

Базель, например, пропускал беженцев без виз и постоянно отказывался выполнять распоряжения федеральных властей о высылке. Подобная практика была прервана только с началом войны, когда пограничный контроль взяла на себя армия, а чрезвычайные полномочия в итоге помогли Федеральной полиции по делам иностранцев завершить централизацию принятия решений по всем вопросам, связанным с политикой предоставления убежища. В других кантонах снисходительность заканчивалась, когда полицейские власти начинали уголовные расследования против тех, кто помогал беженцам, и чиновников, действовавших в нарушение инструкций. Так, 17 декабря 1938 года федеральные власти отстранили от работы Эрнеста Продолье, сотрудника консульства, выдававшего визы беженцам из Австрии. В начале февраля 1939 года Санкт-Галлен отказался от своей либеральной политики, а два месяца спустя правительство кантона уволило капитана полиции Пауля Грюнингера. Предшествующие расследования касались нескольких помощников беженцам и привели к аресту полицейских, а также видных членов еврейской общины Санкт-Галлена. Реха Штернбух, жена уважаемого бизнесмена-еврея, провела время в тюрьме из-за своей роли в спасательной деятельности. В конце концов обвинения против нее были сняты. Однако в отместку Федеральная полиция по делам иностранцев отказала ее родителям во въездной визе после вторжения Германии в Западную Европу. Швейцария была их последним шансом. Позднее они погибли в Освенциме.

До сих пор трудно оценить все последствия введения штампа «J» для евреев, оказавшихся