Альфа Лиры. Записки русского морского офицера - Николай Васильевич Лукьянович

будучи командиром подводной лодки «Пантера», потопил в Финском заливе английский эсминец «Виттория», за что был награжден орденом Красного знамени. Казалось бы, карьера в советском флоте ему обеспечена. Однако, по иронии судьбы, в 1926 году его арестовали, и хотя через некоторое время он добился освобождения и вернулся в Ленинград из Соловецкого лагеря, но, увы! вскоре скоропостижно умер в возрасте всего 37 лет. Характерно, что Бахтин до конца своей короткой жизни был убежден, что англичане никогда не простят ему гибели своего эсминца. Так ли это или нет – судить читателю, но косвенные признаки, связанные с биографией Петерса, вполне подтверждают эту версию.

Если возвратиться к судьбе Николая Викторовича Орлова и его отношения к разведывательным органам империи, то необходимо признать, что высказанные выше соображения только видимая часть айсберга – российские императоры со времен Александра I имели личную разведку, о существовании которой никто не знал, кроме самого императора. Фамилии ее сотрудников не вносились в штатное расписание, их встречи с императором нигде не фиксировались, или отмечались под псевдонимами. Был ли Николай Викторович личным агентом последнего русского императора неизвестно, хотя это, конечно, не исключено. Николай II, конечно, знал о готовящемся заговоре, скрыть это было невозможно, но он не придавал получаемым сведениям сколь-нибудь серьезного значения. Можно с высокой вероятностью предположить, что накануне отречения император получил заверения о неизменности обязательств в отношении России и себя лично от тех лиц, которым он всецело доверял. Возможно, это был его двоюродный брат английский король Георг V, возможно, это были другие личности или структуры, сейчас об этом остается только догадываться.

Отчасти в пользу этой версии говорит и то обстоятельство, что в дневнике нет сведений, тем более даже намека, об участии Николая Викторовича в деятельности враждебных как Временному правительству, так и большевикам, организаций. К ним относились такие объединения, как Военный отдел Республиканского центра, Военная лига, Союз офицеров армии и флота и другие группировки, по преимуществу монархической направленности, но по сути – аполитичные. Нет его и в списках Национального центра, существовавшего с 1917 по 1920 годы. Необходимо отметить, что в этих организациях, по воспоминаниям современников, было полно провокаторов, к тому же они не имели сколь-нибудь значимых финансовых ресурсов, фактически это были просто собрания по интересам.

Таким образом фамилии Орлова мы там тоже не находим, но то обстоятельство, что он мог принадлежать к глубоко законспирированной монархической организации, сомнений у меня не вызывает. Он довольно скептически относился к Белому движению, понимая всю его обреченность. Но ведь и в нем действовали тайные монархические организации офицеров, которые независимо от командования выносили и приводили в исполнение смертные приговоры лицам, которых они по тем или иным соображениям считали изменниками [37]. В частности, поручик Мстислав Алексеевич Харузин, убивший в апреле 1920 года в Константинополе генерала Романовского – бывшего начальника штаба Деникина, предположительно, состоял в такой организации. Есть версия, что именно ее руководство и вынесло Романовскому смертный приговор, считая его продавшимся большевикам и, соответственно, главным виновником неудач Белой армии. Состоял ли Николай Викторович в такой организации? Вопрос остается открытым, но даже если это и так, то вряд ли он одобрил бы подобные бессудные убийства, – не то воспитание и образование получил этот офицер. Легко убить человека, гораздо труднее убить идею, а ведь именно в борьбе идей решаются судьбы империй и цивилизаций.

И поэтому, когда снова задаешь себе прежний вопрос: «А был ли Николай Викторович Орлов автором этого дневника?» – то при ближайшем рассмотрении он оказывается бессмысленным, потому что этот русский офицер писал не для публики и не для посмертной славы, он писал для правды, как он ее понимал, исходя из своих внутренних убеждений.

Ничего не прояснило для меня и изучение биографий его современников, а также его знакомых и родственников. У многих из них жизненные перипетии не менее странны и непонятны, чем у автора дневника. Взять хотя бы судьбу вице-адмирала Александра Васильевича Немитца, бросившего в 1918 году Черноморский флот, которым он командовал, и приговоренного за это к расстрелу. Но этот приговор почему-то отменил сам Ленин. В последующем за весь советский период Немитц ни разу не был не только арестован, но даже задержан, хотя имел родственников, участвовавших в Белом движении и живших потом за границей. Судьба бывшего начальника разведывательного управления Генерального штаба (генерал-квартирмейстера) генерал-лейтенанта Николая Михайловича Потапова тоже представляет определенную загадку – в советское время он не подвергался ни арестам, ни ссылкам и умер своей смертью после окончания Великой Отечественной войны. Можно, конечно, сказать, что он оказал неоценимые услуги большевикам, а разве таковые не были сделаны бывшим военным министром Временного правительства генерал-майором Александром Ивановичем Верховским, расстрелянным в звании комбрига Красной армии в 1938 году? Поражает некоторых историков и судьба небезызвестной Розы Землячки, «пламенной большевички», организовавшей совместно с Бела Куном кровавый террор в Крыму в 1920 году. Но если Бела Кун получил заслуженную расплату в 1937 году, то она дожила благополучно до 1947 года, умерла своей смертью и была похоронена в кремлевской стене. Более того, с 1939 по 1943 год она являлась заместителем председателя Совета народных комиссаров, то есть самого Сталина, и до сих пор в Москве имеются мемориальные доски с ее именем. И таких примеров можно привести достаточно много.

Многие из офицеров и представителей аристократии, о которых упоминает Николай Викторович, были казнены в Крыму после прихода большевиков. В частности, в декабре 1920 года в окрестностях Ялты в Багреевке (так на местном жаргоне называлась дача присяжного поверенного Фролова-Багреева) была расстреляна беременная четвертым ребенком урожденная княжна Ирина Владимировна Барятинская, в замужестве Мальцова. Вместе с ней убили и ее мужа – полковника Сергея Ивановича, хотя тот и не служил в Белой армии, а также ее свекра – генерала в отставке Ивана Сергеевича. Не пощадили также и ее мать княгиню Надежду Александровну Барятинскую (урожденную графиню Стенбок-Фермор), последнюю хозяйку знаменитого фамильного имения «Марьино» в Курской губернии. Она перенесла инсульт и передвигалась на инвалидной коляске, но и это не спасло ее от расстрела. Все они, ранее эмигрировавшие в Европу в 1919 году вместе с бывшей императрицей Марией Федоровной, вернулись в Крым когда на полуострове власть перешла к Врангелю. Вторично бежать после его разгрома у них не было желания и, таким образом, к своему глубокому несчастью, они возвратились на Родину, чтобы быть расстрелянными по приговору «тройки» особого отдела ВЧК. Вместе с ними отправились в мир иной и многие их родственники и знакомые, общим числом более двухсот «контрреволюционеров» и «разной сволочи», как указано