Как мы меняем мир - Стефан Кляйн

по рисованию британский художник и куратор выставок Филип Роусон сравнил шахматы с искусством. И здесь, и там правила являются предпосылкой для игры. И каждая игра, каждое произведение искусства в соответствии с этими правилами реализует возможность, которая заложена в структуре игры. Но есть одно отличие: «Искусство постоянно меняет правила, которым оно подчиняется»[136].

Каждая эпоха и каждый стиль искусства исследуют диапазон возможностей. Готическая живопись свела все происходящее к одному уровню и исследовала, как можно изобразить все содержание Библии с помощью двухмерных фигур, похожих на персонажей комиксов. В эпоху Возрождения художники играли с законами восприятия перспективы и исследовали глубину пространства, а в последовавшем за ним барокко – драматические эффекты искажения и света.

После каждого периода открытий кажется, что диапазон возможностей уже изучен и использован полностью. Возникает впечатление, что все основные гипотезы, которые можно вывести из его концепций, были найдены. На таких этапах возникает стагнация и даже кризис искусства, пока не откроется новый диапазон возможностей. Такой переход обычно связан со сменой поколений. Молодежь выходит на сцену и обвиняет старую гвардию в том, что ей больше нечего сказать. Новаторы распространяют еще не исследованные концепции: духовный ландшафт, в котором они могут сами быть первооткрывателями; но несколько десятилетий спустя оказывается, что и эта территория уже полностью изучена.

Иногда художники делают себе имя, неоднократно радикально меняя свой стиль и, таким образом, исследуя несколько возможных диапазонов за годы своего творчества. Одним из таких художников был Пабло Пикассо. Его живописные работы отражают историю искусства ХХ века в миниатюре. В свой голубой период он исследовал возможности монохромности и темную сторону человеческого существования, в последующий розовый период он использовал новый, идеализирующий визуальный язык и представил на нем мир художников. В кубизме он изучал концепты, с помощью которых трехмерное пространство может быть представлено за пределами восприятия перспективы, в своих поздних работах он пытался отразить по-новому мотивы старых мастеров. Каждый период предлагал свой диапазон возможностей, которые Пикассо исследовал в сотнях рисунков и картин[137].

Сложность исследовательского творчества заключается в выборе правильных предположений. Если вы хотите найти новые решения, с одной стороны, вы должны отказаться от предварительных суждений. С другой стороны, те, кто слишком сильно сомневается, рискуют заблудиться в безграничном диапазоне возможностей. Только предположения, уменьшающие сложность, позволяют творчески мыслить.

Но они же и блокируют творческое мышление, так как способны укорениться в нашем сознании. Одна из причин нежелания расставаться с ними кроется в эволюционном прошлом. Во враждебной среде с ограниченными ресурсами дезориентация более опасна, чем недостаток воображения. Проверка неизвестных гипотез также требует затрат энергии. Безопаснее и просто удобнее повторять один и тот же способ снова и снова, хотя при этом большая часть возможностей остается незамеченной.

Леонардо да Винчи это уже знал. В одной из первых рукописей он описал «новый метод стимулирования ума к самым разнообразным изобретениям»[138]. Он рекомендовал использовать повсеместно распространенную в то время грязь в качестве триггера для идей: «Рассматривай стены, запачканные разными пятнами, (…) ты сможешь там увидеть подобие различных пейзажей, самым различным образом украшенных горами, реками, скалами, деревьями, обширными равнинами, долинами и холмами; кроме того, ты можешь там увидеть разные битвы, быстрые движения странных фигур, выражения лиц, одежды и бесконечно много таких вещей, которые ты сможешь свести к цельной и хорошей форме». Еще один его совет – смотреть на пепел костра или на облака, поскольку, «если хорошенько их рассмотреть, обнаружишь удивительнейшие находки». Этот метод основан на простом принципе: «Ум пробуждается к новым изобретениям через запутанные и неопределенные вещи».

Еще до того, как он открыл новые возможности живописи, картографии и черчения, до того, как он изучил анатомию человеческого тела и процесс зрения, до того, как он изобрел летательные аппараты и сценические иллюзии, роботов и искусственные сердечные клапаны, Леонардо исследовал собственное творческое мышление. Он написал эти строки в начале карьеры, во время первого визита в Милан, задолго до создания своего шедевра «Тайная вечеря». Благодаря болезненному опыту Леонардо уже тогда, вероятно, знал, что разум не исчерпывает своих возможностей. Это единственный способ объяснить его совет. В конце концов, «новый метод» не может предоставить художнику и изобретателю шаблоны для объектов, которые он изо всех сил пытается изобразить или создать. Скорее, созерцание запутанных и неопределенных вещей направлено на то, чтобы катапультировать ум в не исследованные ранее области диапазона возможностей и, таким образом, дать волю воображению. Оно действует, изменяя восприятие и мышление, как наркотик, вызывающий галлюцинации. Случайные изображения порождают ассоциации; подобно скупым линиям на рисунке 12, они могут быть искрой, которая зажигает фейерверк идей: крошечный намек ведет к ранее недостижимым идеям, хотя он никак не связан или, в лучшем случае, отдаленно связан с имеющейся задачей. Итак, Леонардо описал процесс творчества.

Сегодня эффективность этого метода уже доказана. Иногда достаточно выйти из комнаты на свежий воздух, и сразу же, как по волшебству, приходит в голову решение проблемы, над которой долго и безуспешно бился. Художники, писатели и исследователи, попавшие в интеллектуальный тупик, путешествовали с начала Нового времени. Одни учились у своих коллег в далеких городах; другие уезжали в одиночестве в надежде, что незнакомое окружение подарит им новые идеи. И многим из них, что удивительно, перемена мест помогла. Гете, восхищавшийся Леонардо, назвал свое двухлетнее путешествие по Италии «возрождением». «Фауст», одно из важнейших произведений немецкой литературы, не был бы создан без поездки в Италию. Гете почти ничего не написал в Италии, да и не собирался. До того, как писатель отправился в свое путешествие через Альпы, он в течение многих лет собирал материал для «Фауста», драм «Торквато Тассо» и «Эгмонт» и романа «Вильгельм Мейстер», но ему не удавалось придать рукописям законченную форму. По возвращении он сразу же опубликовал эти произведения и полдюжины других. Подобно «запутанным вещам» Леонардо, его путешествия были не исходным материалом для идей, а способом отпустить на свободу разум.

Вернемся, однако, к шахматам. Так называемая королевская игра недавно стала ярким примером того, как устойчивые гипотезы препятствуют открытию, хотя диапазон возможностей шахмат исследован более тщательно, чем, вероятно, любой другой. На протяжении как минимум полувека люди думали о новых стратегиях, с помощью которых можно было бы поставить мат противнику. В библиотеках полно книг о шахматах. В энциклопедиях описано огромное количество изученных вариантов дебютов, то есть первой дюжины ходов. Все гипотезы, придуманные и проверенные шахматистами, были введены в компьютеры программистами, потому что машинам тоже нужны эмпирические правила. Даже суперкомпьютеры слишком медлительны, чтобы исследовать