Страж сумерек - Мария Чернышова

'от… июля (эйаннира) 1889 года

ленсману герада Гёслинг гере Л. Д. Иверсену.

Настоящим уведомляю, что накануне из тюрьмы города Свартстейна совершил побег подследственный Уле Карлсен, отзывающийся также на прозвище Веснушка. В связи с этим фактом приказываю усилить бдительность и принять меры к скорейшему обнаружению, задержанию и водворению под стражу в случае, если вышепоименованное лицо объявится на вверенной вашему попечению территории.

Обер-полицмейстер фюльке Таннмарк полковник Р. Олешерна'

— Сбежал-таки мерзавец, — процедил Ларс сквозь зубы, откладывая бумагу в сторону.

— Зараза! — откликнулся Аксель. — Такие труды — и впустую! Да как он из камеры выбрался? Там же не наша развалина, там здание крепкое.

— Одиночка на четвертом этаже, — сообщил Ларс. — Окно смотрит во внутренний двор, обнесенный стеной. Когда раздавали ужин, Карлсен был на месте. Ночь прошла спокойно, никакого подозрительного шума. А поутру решетка на окне под потолком оказалась распилена, а Веснушка исчез.

Все эти подробности Ларс узнал у фельдъегеря, привезшего распоряжение.

— Воспарил, аки птичка? — удивился констебль. — Высоковато, да и двор ведь — внутренний.

— Когда не доступна земля — остается небо, — ответил Ларс. — Думают, что он поднялся по карнизу на крышу и сполз на улицу по водосточной трубе.

— Вот ведь клоп, чтоб его, — скривился Аксель. — Не, не станет он возвращаться. Здесь его каждая псина облает. Я бы двинул на юг, в большие города. Залег на дно. Переждал.

— Твоя правда, — согласился Ларс. — Но все равно: передай парням, чтобы смотрели в оба глаза. Еще закажи в типографии листовки — объявление о розыске, приметы, все такое. Расклеим по городу.

— Будет сделано.

Аксель отправился к двери, но внезапно повернулся и с деланной небрежностью спросил:

— Гере Иверсен, а вы чего такой?

— Какой? — насторожился Ларс.

Аксель помялся, почесывая памятный фингал — за эти дни он уже изменил цвет с сине-багрового на желтовато-сизый.

— Ну, смурной какой-то. Из-за этой сволочи, да? Да плюньте вы. Попадется еще. Мы от него избавились.

— Иди, констебль, иди, — пробормотал Ларс. — Тебе показалось.

Когда Аксель скрылся за дверью, ленсман вполголоса выругался.

Констебль не ошибся. Все эти дни Ларс прожил, словно под прицелом, в крайнем напряжении души и тела, с невероятным трудом примиряя обыденный разум и вновь обретенную тайну.

… Проснулся он рано, перед самым рассветом, скорчившись на полу под дверью. Мельница была пуста. Никакого следа мельничного грима Ларс не обнаружил, равно как и таинственного флакона. Впору было подумать, что безумное ночное знакомство ему привиделось в кошмаре.

Ларс поспешно выбрался наружу, в туманное молоко летнего утра.

Воробей бродил на лужке за деревней и встретил постылого всадника неожиданно радостным ржанием. Коня стало не узнать: он сделался покладист, весь гонор слетел с него, точно вода с перьев гусыни. Не иначе, с перепугу. Конская грива была усеяна комками репьев, как и седельная попона.

Больше альвы не объявлялись. Никто не бродил по дому, никто не покушался на его сон. А Ларс по полночи лежал, смотря в темноту, и перебирал в памяти свои приключения. Иногда казалось, что все это — лишь бред. Не могут же стать реальностью те замшелые сказки, в которые верят лишь дети и деревенские простаки.

Но вопреки любому здравому смыслу Ларс постоянно ловил себя на том, что всматривается в мир заново, стараясь отыскать приметы той загадочной, сумеречной стороны. Он резко оглядывался, пытаясь уловить движение за своим плечом, он изучал каждый предмет так, словно видел его впервые.

Все казалось новым и неожиданным, слишком ярким, слишком резким — древесная листва, уже пыльная, июльская, ослепляла зеленью, игра солнечного света на стекле заставляла жмуриться от разноцветья бликов, даже пятна на штукатурке порой казались неизвестными письменами. Голова шла кругом.

Последствия для обыденной жизни получались самые печальные: Ларс сделался нервным, забывал есть, пил чересчур много кофе и даже пару дней не брился. Долго так длиться не могло. Аксель наверняка озвучил то, что заметили все подчиненные.

…Ларс провел руками по лицу, словно отгоняя морок. Надо пересилить себя. Выкинуть из головы колдовские штучки и браться за дела. Покушение на барона повисло на шее, точно камень, а тут еще и Веснушка в бега пустился. А если у него остались-таки здесь дружки? Нужно, пожалуй, написать в Свартстейн — пусть пришлют полную историю бесчинств Карлсена.

Он взглянул на часы. Пора идти в суд.

— Именем его Королевского Величества Олафа V и в соответствии с Гражданским Уложением Королевства Норланд…

Судья закашлялся и в который раз потянулся за платком — остатки простуды давали о себе знать. Ларс, воспользовавшись внезапным перерывом, быстро огляделся.

Соперники сидели как можно дальше друг от друга (насколько позволяло пространство судебного зала). Ларс, как лицо независимое, скромно выбрал скамью в третьем ряду — отсюда весьма удобно было наблюдать за сторонами. Справа от него, у окна, расположилась баронесса Дагмар — изящная и невозмутимая, как и полагается истинной аристократке. Компанию ей составляли двое: поверенный — улыбчивый господин в строгом черном костюме и до блеска начищенных штиблетах, которые слегка поскрипывали при каждом движении, и управляющий Соснового утеса гере Арне Леннвальд. Лицо новое и чрезвычайно начальника полиции заинтересовавшее.

Внешность гере управляющего внушала почтительное опасение. Огромный рост — Леннвальд был на две головы выше Ларса — и широченный разворот плеч в сочетании с подтянутой фигурой производили впечатление большой физической силы, соединенной с неторопливой уверенностью дикого зверя. Леннвальд буквально заполнял собой пространство зала, даже сейчас, когда просто сидел подле баронессы, положив руки на колени. Поверенный, перебиравший бумаги, казался суетливым и невзрачным на его фоне. Лицо гере Арне словно высекли из гранита, и резкость черт не могли скрыть ни аккуратно подстриженная светлая бородка, ни очки в тонкой оправе.

Сам истец — юный барон — не почтил собрание своим благородным присутствием.

Представители ответчика занимали левую сторону зала и выглядели далеко не столь впечатляюще. Кнуд Йерде, казалось, сохранял спокойствие, однако трость, которую он держал в руке, выстукивала едва слышный нервный мотивчик. Герсир Нильс Блюмквист и вовсе не сдерживался. Он ерзал на скамье в ожидании решения и беспрестанно сжимал и разжимал кулаки, поглядывая вправо с явной неприязнью.

Адвоката у общины Альдбро не было. Все документы, как понял Ларс, готовил Кнуд Йерде, однако, не имея юридического образования, он не мог выступать в суде в качестве представителя.