Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

с верёвкой. И даже драться за колодец не станут. И что тогда? И придётся тогда ему без воды вернуться в башню, в темноту, закрыться там и ждать подхода Брюнхвальда. Надеяться, что он подойдёт в течение пары дней. Волков оборачивается и видит, как оба его оруженосца, да и кавалерист, так и торчат рядом с принцессой, слушают её, рты разинув. Генерал ещё раз оглядывается, аккуратно, ни на секунду не забывая об арбалетчиках, осматривает южную стену с воротами, западную, ту, что нависает над ущельем, из которого поднимается запах мертвечины. Западная стена — нет, там просто под нею начинается пропасть, а вот юг… Если выйти из башни на стену, то с неё можно спуститься вниз, там всего высоты-то четыре копья. Правда, под стеною ров, но он давно осыпался. Осыпался, шесть аршин высота стены… Казалось бы, не так уж и высоко, но попробуй спрыгнуть.

«Обязательно поломаешь ноги. И останешься валяться под стеной, в замусоренном осыпавшемся рве, на радость нечестивым. Нет, тут нужна верёвка. Ну и где же её взять?».

Он возвращается к своим людям и маркграфине и, чтобы не напрягать больную ногу, присаживается к зубцу стены спиной. Маркграфиня замолкает, как будто понимает, что пришло время и послушать.

— Ждать нельзя, — сразу начинает генерал. Он специально не говорит про воду, что её не хватит и на день, и продолжает объяснять всё иначе: — Мало ли, в замок подойдут ещё люди графа. А когда придёт Брюнхвальд — неизвестно. Пушки по мокрой дороге втащить сюда будет очень непросто. Сами же видели подъём. А дело в том, что пушки тут нам сейчас и не нужны.

— Ишь ты! Не нужны? — удивляется Кляйбер.

— Нужно тридцать человек солдат и три, или даже две лестницы в четыре копья выстой. Подойти с лестницами нужно будет сюда, к юго-западной башне. А уже тут я сам выйду из башни, и коли враг задумает сопротивляться, защищать стену, так я его со стены скину и нашим людям дам спокойно и без потерь подняться на неё. А дальше… — тут он замолчал, и за него договорил фон Готт:

— А дальше будет отродью сатанинскому несладко, устроим им примерную резню.

— Резню? — уточнил Хенрик.

— Примерную резню, — настоял фон Готт. И добавил весьма мрачно: — Не сойдёт им с рук убийство моего товарища. Пусть и не надеются.

— Резня и грабёж — это прекрасно, это всё как мы любим, — заметил ему генерал. — Но сначала нужно доставить сообщение полковнику. Вот только как спуститься со стены?

— А высоко там? — поинтересовался фон Готт.

— Тебе же сказали, лестницы надобны в четыре копья, — напомнил товарищу старший оруженосец.

— Может, верёвка найдётся? — продолжал фон Готт.

— Откуда верёвке тут взяться? — сомневался Хенрик.

— Там внизу всякого хлама много, — напомнил им генерал, — может, старые гобелены длинные есть… Или ещё что… Надо посмотреть.

— Да, а ежели не найдём, так из исподнего можно накрутить верёвок. — добавил Кляйбер. — Я в детстве из обрезков холстов вертел бечеву да шнуры, батька меня учил, он на том приработок имел.

— Из исподнего? — не поверил Хенрик.

— Ну да… Из исподнего, — уверял его кавалерист.

— Ну вот… — Волков был доволен, что у его людей есть дело. Просто так сидеть да слушать рассказы принцессы — это, конечно, хорошо, но у людей в осаде должно быть занятие, чтобы мысли дурные не успевали в головы проникать и дух людей портить. — Идите вниз, поищите там чего-нибудь.

Хотя, если честно, барон сам ещё не был уверен, что эта затея выйдет. И дело тут было вовсе не в верёвке. Боялся Волков другого. Понимая, на что способна его «племянница», он ни секунды не сомневался, что твари, притаившиеся в покоях замка, не менее могущественны, чем Агнес. И что шар стеклянный у них имеется. И что за каждым его шагом они следят.

«Следят, следят… Должен быть у них шар. Денег-то у них на всё иное хватает, а значит, шар в первую очередь купили. А я в этой башне, для них как кость в горле. Убить меня, отравить, не получилось, про Брюнхвальда, что идёт ко мне на помощь, они наверняка ведают. Поэтому думают они, что со мною сделать. Сидят, голову ломают прямо сейчас. И понимают, что тянуть у них времени нет. А значит, решатся на что-нибудь. Обязательно решатся. У них другого выхода нет… Надо бы доспех надеть… Доспех… Ведь когда Кляйбер, — а именно его генерал собирался послать к Брюнхвальду, — будет спускаться со стены, мне придётся выйти из башни и сделать вид, что хочу добраться до колодца. Нужно обязательно отвлечь колдунов от посыльного. Иначе они его заметят, пошлют за ним и схватят. Так что драться мне сегодня ещё придётся».

Вот только у него всё ещё болел бок. Да и жарко было очень; тут, в тени зубца башни, ещё терпеть можно, а вставать, выходить на солнце и надевать латы… Нет, ему нужно немного отдохнуть. Просто посидеть, чтобы не напрягалась нога. Ведь этой ночью ему снова придётся выйти во двор замка. Выйти и держаться одному против многих, пока Кляйбер не спустится и не уйдёт по темноте.

«Ладно, посижу ещё немного без доспехов. А ещё… Недурно было бы выпить вина. Или хотя бы воды».

Он скинул с плеч стёганку. От неё исходил неприятный запаха пота и влаги. Потом взглянул на кувшин с водой, оставленный Кляйбером без присмотра. Но пить воду он не стал. Пока на нём не было ни единой сухой нитки, жажда и жара были, в общем-то, явлениями терпимым. Он решил выпить воды попозже.

Генерал не стал просить кого-то и сам, хоть и с трудом, стянул мокрые сапоги с мокрых шоссов. Обувь он бросил на солнце — пусть сушится, а меч уложил рядом с собой, чтобы удобно лежал и не мешал. Конечно, его поведение было невежливо, он находился при высокородной даме в одной рубахе и без сапог, но это почему-то не очень волновало барона. Ничего, госпожа потерпит, а ему нужно отдохнуть. Да и кто она ему? Никто. Невеста какого-то там родственника его сеньора, и сейчас всё его отношение к ней выражалось в короткой фразе: «Век бы её не видеть».

Да, женщина та была привлекательной, но что ему от той привлекательности? Ведь это чистокровная принцесса, а он всего-навсего высоко взлетевший солдат, которому предстояло вытащить её из лап ведьм и колдунов. Просто спасти, и всё. Так что он не очень волновался о том, что она будет думать о нём после. Он