Все под контролем - Том Саттерли

разбудила остальных ополченцев, которые возобновили бешеную стрельбу из автоматов и РПГ. К счастью, их прицеливание навскидку было торопливым и не очень хорошим, так что гранаты, прежде чем взорваться, улетали в небо или мимо нас в город.

С каждым часом обстановка становилась все более отчаянной. У нас заканчивались боеприпасы, а теперь еще недоставало и воды с едой. Нехватка патронов — это уже плохо, но обезвоживание в бою приводит к головокружению, судорогам и вялости, а это совсем не хорошо, когда мы сражаемся за свою жизнь. Нам нужно было пополнить запасы. Если нам нечем будет стрелять, мы рисковали быть настигнутыми и уничтоженными.

Находившееся в ангаре командование Подразделения работало над тем, чтобы доставить нам припасы. Наконец был отправлен вертолет «Черный ястреб» с боеприпасами, водой и медикаментами.

Зависнув в темноте как можно ниже над улицей между расположением групп «G» и «F», экипаж вертолета вытолкнул припасы из дверей на улицу. Ящики с боеприпасами выдержали, но некоторые пятигаллоновые канистры с водой разбились при падении.

Внезапно кто-то на втором этаже дома, расположенного рядом с тем, в котором сидел я, и прямо под вертолетом, начал стрелять. Снайпер подразделения по имени Джеймс, находившийся в вертолете, был ранен пулей в лицо.

Сначала все были ошеломлены. Враг был совсем рядом, и никто об этом не знает? Но мы быстро среагировали и градом огня заставили вражеского стрелка замолчать, а летчик находился на позиции, пока не выгрузил весь груз.

Теперь кто-то должен был выйти в темноту, найти припасы и принести их обратно. И снова Пит решил, что этим человеком буду я. Это было логично: я был молод, не ранен, да и к тому же являлся одним из самых быстрых бегунов в группе. Но все равно восторга от этого я не испытывал.

Итак, я снова оказался на пыльной, темной улице, разыскивая на руках и коленях ящики с боеприпасами и воду. Зависший вертолет, конечно же, привлек огонь противника. Хотя они не могли видеть, чтобы хорошо прицелится, это не мешало им вслепую стрелять по улице в надежде на удачу, если там окажется какой-нибудь американец.

Пошарив в темноте, я нашел припасы. Их было слишком много, чтобы забрать все сразу, и мне потребовалось три захода, чтобы все это унести. Я уж было начал расслабляться, когда Пит сказал, что это еще не все.

— Группе через дорогу нужна вода, — заявил он.

Я понял, что это значит, и снова встал, в сердцах подумав: «К черту!». Ни за что на свете мне не хотелось снова выходить на темную улицу, где свистели пули, а вокруг ползало неизвестно сколько сомалийцев, которые только и ждали возможности перерезать мне горло. Но, схватив две пятигаллонные канистры, я отправился в путь.

Дойдя до дома на противоположной стороне улицы, я столкнулся с другой проблемой — я не мог просто забежать в темное здание, не рискуя попасть под пули своих же ребят.

— Орел, орел! — закричал я, входя в дверь, и молился, чтобы какой-нибудь рейнджер с нервными пальцами не снес меня, не распознав пароль.

Но беспокоиться не пришлось. В первой комнате никого не оказалось, а в задней части дома я обнаружил двух операторов Подразделения, которые несли охранение, глядя через окно на восток и время от времени стреляя по тому, что они там замечали.

Я сбросил воду и спросил, как у них дела, но они промолчали. Я пожал плечами — мы все были разными, и пытались справиться с ситуацией по-своему, — и ушел, ничего больше не сказав.

Постояв на пороге, чтобы набраться храбрости, я перебежал улицу и, к счастью, вернулся в дом без особых происшествий. Но будь я проклят, если снова отправлюсь на улицу.

Хаос и напряженная обстановка сохранялись всю ночь: атаки сомалийцев сменялись периодами затишья. Защитники отбивали каждое нападение с помощью «Маленьких птичек», экипажи которых имели очки ночного видения и атаковали любые крупные скопления врагов или тех, кто был замечен с РПГ. Летчики также поддерживали связь с группой управления, летавшей на «Черном ястребе» над головой, который имел инфракрасную систему переднего обзора и мог обнаруживать вражеских бойцов по тепловому излучению их тел.

В один из периодов относительного затишья я стоял у окна, выходящего в небольшой переулок между домом, в котором находились мы, и соседним, когда снаружи послышался странный звук, — как будто на землю сначала укладывали что-то металлическое, после чего раздавалось шарканье.

На окнах стояли решетки, загораживающие обзор, поэтому высунуться, чтобы все рассмотреть, было нельзя; но через минуту мне удалось разглядеть человека, медленно крадущегося по переулку. Он поднимал АК-47 и как можно тише клал его перед собой, а затем подползал к нему, после чего повторял это действие.

Поднять винтовку, чтобы выстрелить в человека, было невозможно, поэтому я подождал, пока противник окажется прямо под окном, высунул свой.45-й калибр наружу, чтобы ствол почти коснулся затылка человека, и нажал на спуск. Но ничего не произошло. Выяснилось это только позже, но в ударно-спусковой механизм попал песок — возможно, поднятый лопастями вертолета при высадке — заклинивший его, и не позволивший сделать выстрел.

К счастью для меня, сомалиец не подскочил и не начал стрелять. Вместо этого он застыл.

Я знал, что если продолжу терять время, человек может подняться и выстрелить, или проползти дальше и подстрелить еще кого-нибудь, поэтому извлек из подсумка на разгрузочном жилете небольшую австрийскую гранату.

Оглядев комнату, я показал гранату другому оператору Подразделения, стоявшему в дверном проеме. Тот энергично закачал головой — ему не хотелось, чтобы она взорвалась так близко от нас.

Проигнорировав его молчаливое возражение, я высунул руку в окно и бросил гранату, увидев, как она ударила сомалийца по голове и покатилась по спине, где и застряла в капюшоне его одежды.

Я пригнулся. Стены сотряс взрыв, на мгновение вспышка осветила комнату. Потолок забрызгали кровь, песок, волосы и внутренности. Я выглянул в окно — в переулке тлел безголовый труп, и запах горящих волос и крови заполнил мои ноздри.

В комнату вбежали еще несколько наших товарищей, чтобы посмотреть, что происходит.

— Это была просто свето-шумовая граната, — произнес я.

— Он лжет! — крикнул оператор, возражавший против ее использования.

Я почувствовал себя виноватым, — как будто сделал что-то не так, — поэтому рассказал все начистоту и показал, как сомалиец пытался подкрасться к нам. Покачав головами, остальные спецназовцы покинули комнату.

По мере того как длилась ночь и наступал самый темный период перед рассветом, я дошел до точки, когда мне стало казаться, что мы не выживем. Стреляя в