Зорагалдиум. Потусторонний мир - 1ex0

умело рифмует слова, слагает стихи и сочиняет песни. Для вдохновения он уходит в лесную глушь и вслушивается в шёпот природы. Так вот, несколько дней назад он настолько сильно углубился в восточный лес, что как раз таки обнаружил арлис, которые преспокойненько жили там. Они его не боялись, но, более того, услышав его дивный голос, стали сходиться к нему, и он подружился с ними. Пробыв пару дней в их обществе, он взял одну из них с собой и решил познакомить с Торваилелем. С того момента начал распространяться слух об арлисах.

Да, я не мог забыть ту девушку. Настолько сильно она въелась в мой разум. Всё думал и думал о ней и начал понимать, что становлюсь завистливым. Повезло же Талиэлю найти такую прекрасную обитательницу. Почему я в своих странствиях только лишь пришёл в Теоссир, когда как он обнаружил их? Но я пресёк эти мысли и не позволил им развиться в опасный настрой. Как же мне хотелось увидеть её ещё раз. И ведь моему желанию было суждено исполниться. Правда, пришлось подождать, но через несколько дней после того, как Торваилель познакомил Мордалаль с арлисами, они стали приходить в наши города. Прелестные обитательницы лесов подходили к нам и пытались учиться у нас нашей речи. И мне тоже досталось. Изумительная Аиэ́йя стала не только моей ученицей, но и женой. Да, арлисы были совсем не против того, чтобы мы сходились с ними, ведь, как выяснилось, у них совсем не было мужчин. Я пытался расспрашивать свою Аиэйю, что произошло с ними, но та лишь полнилась печалью, вспоминая те события. Я не хотел досаждать моей возлюбленной, а потому унимал своё любопытство и не расспрашивал её об этом. Я, конечно, пытался возвращаться к этому вопросу, но она всегда мягко просила меня не начинать эту тему. Да, арлисы были молодцы. Они быстро познавали нашу речь. Но, кажется, делали даже ещё больше – они познавали нас. У нас с Аиэйей установилась какая-то особая связь. Мы могли чувствовать друг друга, как никого больше. Где бы она ни находилась, я всегда знал, ощущал и, можно сказать, видел её. Сквозь пространства, расстояния и преграды. Она была такая грациозная, такая миловидная, такая… Такая… В общем, я не могу передать на словах. Её обворожительные голубые глаза порабощали мой разум, её лёгкая и приятная улыбка стала для меня желаннее всего на свете, её тонкий и нежный голосок проникал до самой глубины душу и увлекал в далёкие дали, в миг грёз, ещё более прекрасный, чем Фаламасфаль, чем Силиайские водопады, чем вся Мордалаль вместе взятая. За её парящей походкой я мог наблюдать вечность. В каждом её движении, в каждом её взмахе, в каждом повороте её головы, перемещении зрачка была непередаваемая грация и красота. А её длинные и белые, как утренний туман волосы, всегда пахли какими-то ароматами, которые я никогда нигде не мог вдыхать. Её прикосновений жаждал я больше воздуха, я ловил каждое слово, а поцелуй… Эх, тебе этого никогда не понять. Я могу рассказывать о ней вечно. Как она беззаботно гуляла по полям Селезвиона, как она ловко одним движением оказывалась на ветке дерева, как она ласкала мой слух своим неторопливым шёпотом, пока мы встречали рассвет на вершине Сенквинетиля. Это было самым лучшим временем в моей жизни. Эх, моя Аиэйя… Ну почему всё так произошло? Будь проклят Ларзаэдас ещё больше Лардадороина, ведь именно он забрал тебя у меня. Моя Аиэйя… Моя Аиэйя…

Как же стремительно пролетало время в её обществе, а ведь за эти дни в Мордалали и Теоссире произошли огромные изменения. Родился первый потоком далра и эсра. Там какая-то история, если я правильно её помню, один эср сумел совратить далру, изнасиловал её, и на свет появился новый вид эльфов: светлая, как у нас, кожа, но повадки подобны эльфам Теоссира. Парень был ловкий и скрытный, любил прятаться в кронах деревьев. В общем, это было последней каплей во взаимоотношениях наших народов. Смешение кровей было запрещено, и этот запрет был нарушен, в результате чего Торваилель настоял на том, чтобы эсры покинули этот мир и перестали мешать далрам миро жить. Почему он был так категоричен, не знал никто. Но, поговаривают, из-за арлисы у него с женой были какие-то проблемы. Вот он и стал таким раздражительным, что велел тёмным эльфам покинуть Теоссир. Мой отец, кстати, тоже взял себе вторую жену – арлису. Мама поначалу печалилась из-за этого, но позже привыкла и научилась жить вместе с белокурой красавицей. На удивление всех, эсры оказались достаточно понятливые и, воспользовавшись Фаламасфалью, ушли из этого мира, так что он стал называться Мордалалью.

Новые эльфы жили в лесах Мордалали и постоянно множились. Они взяли себе название тисры, не приурочив его ни к чему. Просто тисры, и всё. Наверное, они хотели выбрать какое-то среднее название между далрами и эсрами. Но и с тисрами мы не могли ужиться, потому что, устраивая себе дома в кронах деревьев, они ломали ветви и обдирали их листья, что очень злило садовниц, а потому Торваилель велел также им покинуть этот мир. Тисры уподобились своим тёмным предкам и без лишних слов последовали через Фаламасфаль за порог Мордалали. Так что теперь в этом мире остались мы одни. Только лишь далры и арлисы.

У нас начался великий мир. Ничего, абсолютно ничего не мешало нам наслаждаться своей жизнью. Многие светлые эльфы решились, наконец-таки, покинуть свою колыбель и устремились в другие миры. Чего ещё можно было желать?

Но вот только существует негласный закон – что за каждым добром всегда следует зло. И оно прибыло. Зло приняло облик кровавых воителей и двинулось по Мордалали военным маршем. Да, нашумевшая на многие миры история с багряным воинством не обошла и нас, далров. Им понадобилась лишь одна ночь, чтобы завоевать нас. Мы сначала даже подумали, что вернулись эсры с целью отобрать у нас свой мир. Но нет. Это были ратарды. Я тебе сказал, что они нас завоевали? Но нас так-то и завоёвывать не нужно было – просто пришёл и взял в плен. Так и было. Могущественный полководец Датарол прошёлся по нашим городам и деревням. Кто-то был убит, кто-то схвачен и потащен в Далармиэлию. У Датарола была традиция – бросить вызов самому сильному или самому главному. И Торваилелю пришлось отвечать за наш народ. Я, конечно, не был свидетелем этому, но говорят, он погиб от одного только взгляда Победоносца. И