Скрытая перспектива - Роберт Капа

БЕРЕГ ОМАХА, 6 июня 1944 года.

Катер стал крениться, и мы начали медленно отходить от берега, надеясь добраться до плавбазы прежде, чем затонем. Я спустился в машинное отделение, высушил руки и зарядил новые пленки в обе камеры. Потом снова вышел на палубу, чтобы сделать последний снимок побережья, покрытого дымом. Потом снял, как врачи делают переливание крови прямо на палубе. Подошла десантная баржа и сняла нас с тонущего катера. Перевозка тяжелораненых по неспокойному морю – непростая задача. Я прекратил фотографировать и стал таскать носилки. Баржа доставила нас на «Chase» – тот самый корабль, который я покинул всего шесть часов назад. С него спускали последнюю партию солдат 16-го пехотного полка, а палубы уже были заполнены ранеными и убитыми, привезенными с берега.

Это был мой последний шанс вернуться на сушу. Я остался на борту. Матросы, которые в три часа ночи в белых куртках и перчатках разносили кофе, теперь, измазавшись кровью, зашивали белые пакеты с телами мертвых. Моряки поднимали носилки с тонущих барж. Я принялся фотографировать. Потом все смешалось…

* * *

Проснулся я в койке. Голое тело накрыто грубым одеялом. К шее привязана бумажка с надписью: «Переутомление. Жетон не найден». Фотосумка стояла на столе, и мне удалось вспомнить, кто я такой.

На соседней койке лежал еще один голый юноша. На его бумажке было написано лишь «Переутомление». Взгляд его был устремлен в потолок. «Я трус», – произнес он. Это был единственный солдат, выживший в танке-амфибии. Десять таких танков шли на Нормандию самыми первыми, впереди пехоты. Все они утонули в бурном море. Он сказал, что должен был остаться на берегу. Я рассказал, что и сам должен был остаться на берегу.

Двигатели гудели; наше судно шло в Англию. Всю ночь и я, и этот танкист били себя кулаками в грудь, сокрушаясь по поводу собственной трусости и убеждая собеседника в его невиновности.

ВБЛИЗИ БЕРЕГА ОМАХА, 6 июня 1944 года. Медицинский транспорт для раненых солдат передовых отрядов.

НА БОРТУ АМЕРИКАНСКОГО ВОЕННОГО КОРАБЛЯ «HENRICO», ВБЛИЗИ БЕРЕГА ОМАХА, 6 июня 1944 года. Тела убитых в ходе первого этапа операции.

* * *

Утром мы пришвартовались в Веймаусе. Нас встречала толпа журналистов, с нетерпением ждущих рассказов из первых уст от людей, побывавших на берегу и вернувшихся обратно. Я узнал, что второй военный фотограф, допущенный к съемке Нормандской операции, вернулся двумя часами ранее. Он вообще не покидал корабль и берега даже не коснулся. Сейчас он вез в Лондон свои страшно сенсационные материалы.

Меня приняли как героя. Организовали самолет в Лондон, чтобы я мог рассказать о том, что видел. Но я еще слишком хорошо помнил минувшую ночь и поэтому отказался. Я сложил свои пленки в корреспондентскую сумку, переоделся и через несколько часов первым же кораблем снова отправился на береговой плацдарм.

Через неделю я узнал, что фотографии, снятые мной в секторе «Easy Red», признали лучшими снимками высадки в Нормандии. Но работник фотолаборатории так волновался, что при просушке перегрел негативы. Эмульсия поплыла прямо на глазах у сотрудников лондонской редакции «Life». Из ста шести фотографий спасти удалось только восемь. Подписи к фотографиям, размытым из-за перегрева, гласили, что у Капы ужасно тряслись руки.

X

Вернувшись той же ночью на побережье, я нашел своих коллег в конюшне у дома нормандского крестьянина. Там они организовали первый пресс-лагерь на территории Франции. Они сидели на соломе, сгрудившись вокруг нескольких огарков свечей, и пили какую-то желтую жидкость из бочонка. Столом служила закрытая крышкой печатная машинка.

День «D» закончился двое суток назад, жидкость оказалась кальвадосом, а вечеринка – французскими поминками. Поминали меня. Сержант, видевший, как мое тело плывет по воде с камерами на шее, решил, что я мертв. Я отсутствовал сорок восемь часов, и за это время был официально признан погибшим. Мой некролог только что прошел цензуру. Внезапная материализация моего призрака, томимого жаждой, наполнила моих друзей отвращением к своим напрасно израсходованным чувствам. Меня познакомили с кальвадосом.

* * *

Плацдарм был слишком мал для обеспечения двухсот тысяч бойцов яблочной водкой. Цена на эту отраву четырежды удваивалась за то время, что мы готовились к освобождению Шербура. Это был стратегически важный порт, а, кроме того, в сообщениях разведки упоминались великолепные французские вина, в невероятных количествах изъятые Вермахтом и хранящиеся в захваченной немцами крепости. К сожалению, в тех же сообщениях упоминалось и о диком количестве пушек всех калибров.

Я пошел в атаку с 9-й пехотной дивизией. Это было одно из опытнейших подразделений, а его командир, генерал-майор Эдди, был очень напористым военным. Немцы ожесточенно оборонялись, сидя в своей хорошо укрепленной крепости, но все-таки недостаточно ожесточенно, чтобы воевать до последнего немецкого солдата, их хватило только до первого американца. Стоило ему подойти на опасное расстояние, как они подняли руки, закричали «Kamerad!» и стали выпрашивать сигареты. Дивизия захватывала одну позицию за другой. Мужество вернулось ко мне, и я снял много фотографий в ближнем бою.

В день решающего наступления на Шербур я присоединился к одному из батальонов 47-го полка. Там были Эрни Пайл и мой важный начальник Чарльз Вертенбейкер, глава европейских отделений «Time» и «Life». Мы понимали, что у этого полка самые большие шансы первым войти в центр города. Нам страшно надоело ходить под пулями, но жажда не позволяла оставаться позади. На первых же улицах города нас встретили ливневым огнем. Немцы целились по нам из окон, приходилось прижиматься к стенам и двигаться короткими перебежками от двери к двери.

Чарли сказал, что уже слишком стар для игры в индейцев; Эрни ответил, что не только слишком стар, но и слишком напуган; я же заявил, что, во-первых, слишком молод, а во-вторых, не могу снимать под таким ливнем.

Нам было наплевать на то, что мы первые журналисты, вошедшие в Шербур, нам очень хотелось добраться до заветного винного склада. Так что мы продолжали продвигаться, болтаясь в хвосте батальона.

БЕРЕГ ОМАХА, июнь 1944 года. Французские рыбаки смотрят на тела солдат, убитых в день «D». Аэростаты в небе над пляжем мешают вражеской авиации, не позволяя самолетам пролетать на малой высоте.

БЕРЕГ ОМАХА, июнь 1944 года. Береговой плацдарм через несколько дней после высадки в Нормандии.