Читаем вместе с Толстым. Пушкин. Платон. Гоголь. Тютчев. Ла-Боэти. Монтень. Владимир Соловьев. Достоевский - Виталий Борисович Ремизов

Незадолго до ухода из Ясной Поляны Толстой, перечитывая эту книгу, признался: «Я не знаю ничего более сильного о смерти»[88].

Л. Толстой и античная философия — тема, слабо изученная в нашей науке, тогда как интерес самого Толстого к античным мудрецам и мыслителям, обозначившийся в ранний период творчества и поддерживаемый на протяжении всей жизни, был глубоким и основательным. Стало традиционным возводить истоки толстовского миросозерцания к идеям французских и английских просветителей, русских писателей и мыслителей первой трети XIX в. Однако и дневники, и письма, ранние и поздние произведения Толстого содержат в себе немало свидетельств воздействия на него античной культуры и философии.

Толстой и Сократ. Соединяясь в истине

В молодости Толстой читал «Федона» на французском языке в переводе Виктóра Кузéна. Теперь же, в начале ХХ века, работая над составлением книги «Круг чтения», Толстой задумал рассказать русскому читателю о жизненном подвиге и смерти Сократа и обратился к русскому переводу. В указанной выше книге он отметил ряд фрагментов, которые позже были переписаны, обобщены в единый текст и переработаны писателем. Толстой не только отчеркнул необходимые фрагменты, но и сократил некоторые из них, внес свои изменения и дополнения, сделал серьезные смысловые вставки. Такую же работу он проделал и при чтении «Апологии» Платона. В «Круг чтения» Толстой включил два изложенных им текста: «Суд над Сократом и его защита» и «Смерть Сократа».

В ЯБТ хранятся и другие книги, свидетельствующие о глубоком и всевозрастающем интересе Толстого к жизни и идеям Сократа. Среди них — Платон. «Апология Сократа» (Царское село, 1891), в тексте загнуты уголки, по-видимому, Толстым); Платон. «Лахес. Диалог о мужестве» (Казань, 1886); Платон. «Лахет» (Киев, 1887); вышедшие на русском языке «Воспоминания о Сократе» Ксенофонта (СПб., 1902) с пометками Толстого; «Великий светоч древнего мира» (М., 1901) — и здесь есть пометки писателя[89].

Толстой и Сократ. Их имена часто стоят рядом. Обращение к духовным открытиям двух мудрецов мира всегда актуально. В наши дни оно приобрело особый смысл: человечество пошло по пути самоуничтожения. Духовная сторона жизни давно уступила место телесному своеволию, материализации потребностей и интересов личности; грехи, а их семь, перестали быть грехами; жажда «хлеба и зрелищ», как во времена Рима, овладела массовым сознанием.

Встреча Толстого с Сократом, состоявшаяся более чем через две с половиной тысячи лет после смерти афинского мудреца, не затерялась в пространстве времен, а прочно вошла в память живших до нас и здравствующих сегодня поколений. Смысл встречи таится глубоко в нашем подсознании, иногда Всемирный Разум, приоткрывая таинственную завесу, напоминает нам о духовной преемственности поколений.

«Разум, — писал в 1900 г. Толстой крестьянину д. Новинки Ярославской губернии Василию Кузьмичу Заволокину, — соединяет не только людей, одновременно живущих, но соединяет нас с людьми, жившими до нас за тысячи лет, и с теми, которые будут жить после нас. Так мы пользуемся всем тем, что произвел разум и Исаии, и Христа, и Будды, и Сократа, и Конфуция и всех людей, живших до нас и веривших разуму и служивших ему» (72, 528).

В 1886 г. в письме Неизвестному юноше, обратившемуся к писателю с вопросом об истинном и ложном в вере, Толстой был категоричен в своем ответе:

«Как исказить, положим, учение Сократа? Пускай искажают и перетолковывают его, как хотят. Тот, кто поймет дух учения Сократа, тот без всякого усилия и труда откинет искажения и оставит то, чтò составляет сущность учения. Ведь великий учитель только потому и великий учитель, что он прост, ясен, не двусмыслен и не подвержен искажениям, как бриллиант не может быть стерт ничем, чтò слабее его. По этой же самой причине и различных толкований великого учителя не может быть. Он тем и велик, что он разбросанное, расплывающееся привел к единству» (63, 444–445).

«…есть и была всегда только одна истина жизни»

Два человека, разделенные временем, близки по своим воззрениям на самые сокровенные проблемы жизни. Общее сказалось в их искусстве общения с миром и людьми, их готовности жить так, как этого требовали от них совесть и убеждения. Оба в конце своей жизни, отторгнутые государством, официальной религией, сознательно вступили в конфликт с обществом, в котором не было места свободе личности, в котором ложь, лицемерие доминировали над правдой и искренностью.

Общее проявилось и в момент ухода из жизни. Они умирали, окруженные учениками. Умирали как Учители жизни, мудро принимая неизбежное и даруя тем, кто был рядом с ними, добро и любовь.

О различиях в их взглядах на сущность жизни и человека речь пойдет далее, а пока о главном, о том, что роднило их — о приверженности истине. Именно с поиском истины мыслители связывали свое предназначение и возможность постижения смысла жизни человека как существа телесного и духовного.

«А вы, — обращался он к своим ученикам, — послушайте меня и меньше думайте о Сократе, но главным образом — об истине: и если решите, что я говорю верно, соглашайтесь, а если нет — возражайте, как только сможете»[90].

При чтении Диалога Толстой отчеркнул эти слова. Они были близки ему. В старости, на 65-м году жизни, в одном из своих писем молодым толстовцам, по существу, своим ученикам, он предложил

«…заняться вместе уяснением того, что нам всем одинаково понятно, близко и важно, а именно что, как и вы пишете, как сделать то, чтобы у нас не было разделений, всё было общее, как у апостолов. — А первое средство сделать это, состоит в том, чтобы всегда, перед всеми, перед „малыми сими“ и сильными мира одинаково исповедовать всю истину вполне, как мы понимаем ее. Соединиться воедино мы все можем не около Христа, а около истины, которая наверное одна прежде всех веков. Христос для меня до сих пор совпадает с истиной, но верю я ему не потому, что он Христос, а потому, что он в истине» (66, 320–321).

Семью годами раньше Толстой беседовал с Елизаветой Винер, дочерью крымского помещика. Его идеи подействовали на нее так сильно, что она решила поселиться в деревне и заняться крестьянской работой. В 1886 г. после ее встречи с Толстым в Ясной Поляне она пешком возвратилась в Крым. В том же году Толстой, отвечая в письме на колебания Винер относительно защищаемых им идей, подчеркнул