Системный Творец - Александр Сорокин

Командир лишь кивнул.

— Так точно.

Лазарет располагался в большой палатке на окраине лагеря. Воздух здесь был густым и тяжёлым, пропитанным запахами трав, дёгтя и чего-то сладковато-гнилостного. Вокруг слышались приглушённые разговоры санитаров.

Лекарь, сутулый мужчина с умными, усталыми глазами и руками, испачканными чем-то тёмным, выслушал краткие указания Эдварна, кивнул и подошёл к Крону и его людям.

— Раздевайтесь до пояса. — бросил он без предисловий. — Все.

Люди Крона нехотя, с ворчанием, но повиновались. Они скидывали свои грязные рубахи, обнажая тела, покрытые ссадинами, царапинами, синяками и… Чем-то ещё.

Лекарь двигался методично, осматривая каждого. Он заглядывал в глаза, просил глубоко подышать, прощупывал лимфоузлы. Всё это с каменным, непроницаемым лицом.

Потом он добрался до Крона. Осмотр был таким же тщательным. И когда лекарь провёл пальцами по спине Крона, около лопатки, его лицо наконец изменилось. Он нахмурился, прищурился, потом взял со стола лупу и присел, чтобы рассмотреть лучше.

Я замер, почувствовав ледяную полосу, пробежавшую по спине.

Лекарь выпрямился. Его лицо было бледным. Он обратился к Эдварну, но его взгляд был устремлён куда-то в пустоту.

— В город им пути нет.

— Что? — вырвалось у Крона. — Что значит «нет»? Что ты нашёл?

Лекарь медленно повернулся к нему. В его глазах не было ни жалости, ни страха, лишь профессиональная констатация ужасного факта.

— Признаки заражения. У тебя и ещё у троих твоих людей. На ранней стадии, но они есть.

Он показал на спину Крона. При ближайшем рассмотрении я увидел то, что не заметил с первого взгляда. Небольшой, с ноготь мизинца, участок кожи странного, серо-зелёного оттенка. И на нём… крошечные, почти незаметные бугорки. Как спящие почки. Или споры.

— Это… это просто грязь! Синяк! — закричал Крон, пытаясь увидеть свою спину. — Ты с ума сошёл, старик!

— Может быть. — холодно согласился лекарь. — Но пока я не исключу заражение, вы все отправляетесь на карантин. Никто никуда не двинется, особенно в город.

Тишина в палатке стала абсолютной. Люди Крона смотрели на своего командира с новым, животным страхом. Они спаслись от одной смерти, чтобы принести в себе семена другой. И теперь они были в ловушке. Запертые между Лесом, который хочет их убить, и городом, который боится их впустить.

Эдварн тяжело вздохнул и посмотрел на меня. В его взгляде читалось всё то же — ужас и надежда. Ужас перед наступающей чумой. И надежда на то, что я, его страшная, необъяснимая тайна, возможно, смогу что-то с этим сделать.

Но пока я был всего лишь очередным стражником у входа в лазарет, охраняющим тех, кого уже коснулось проклятие Леса. И граница между нами и ими внезапно стала тонкой, как лезвие моего топора.

Глава 13

Карантин организовали в полузаброшенной сторожке на самом краю лагеря. Когда-то здесь, должно быть, хранили инструменты или держали дозорных, но теперь это было просто четыре гнилых стены под протекающей крышей.

Эдварн приказал своим отнести сюда пару скамеек и притащить бочку с водой. Место было мрачное, продуваемое всеми ветрами, идеально подходящее для тех, кого общество решило от себя отсечь.

Мы молча сопровождали группу Крона. Никто не смотрел друг на друга. Эти люди шли, опустив головы, плечи их были сгорблены под тяжестью не столько усталости, сколько неизбежного приговора. Они слышали истории. Все слышали. «Прорастание» не было метафорой — это был медленный, мучительный и совершенно буквальный конец.

Когда тяжелая дверь сторожки захлопнулась за последним из людей Крона, наступила тягостная пауза. Воздух снаружи казался густым от невысказанного. Лиор прислонился к косяку, скрестив руки, его лицо было каменным. Брэнн плевал себе под ноги, будто пытаясь выплюнуть горький привкус происходящего. Кэрвин и Рагварт стояли поодаль, их взгляды были устремлены в пустоту.

Эдварн отвернулся от двери, его могучее тело вдруг показалось по-стариковски ссутулившимся. Он провел ладонью по лицу, смахивая невидимую пыль усталости, и медленно повернулся ко мне. Его глаза, обычно жесткие и всевидящие, сейчас были полны немого вопроса, смешанного с тенью той безумной надежды, что родилась у костра прошлой ночью.

— Макс. — его голос звучал низко и хрипло. — Скажи прямо, ты сможешь что-нибудь сделать? Хоть что-то? Или это… — он мотнул головой в сторону сторожки, — … окончательно?

После этих слов на меня посмотрели все. Не как на мальчишку, не как на новичка. Они смотрели как на загадку, как на аномалию, которая недавно уже переписала законы реальности для них и теперь в их взгляде читалась мольба. Спаси, сделай чудо, оправдай нашу веру и наш риск.

Под тяжестью их взглядов я почувствовал, как земля уходит из-под ног, ведь я не был богом, не был целителем. Я был всего лишь заброшенным в чужой мир человеком, наделенным системой.

— Я не знаю. — наконец выдавил я. — Я не знаю, Эдварн. Мне нужно подумать.

Отступив на шаг, потом на другой, я отворачивался от их разочарованных лиц. Мне нужно было пространство, воздух.

Я отошел к краю лагеря, к частоколу из грубо заостренных бревен, и уперся лбом в холодное, шершавое дерево. Мысли метались, как пойманные в ловушку птицы, бились о стены черепа, не находя выхода.

Я не был лекарем. Мои навыки были связаны с деревом и созданием примитивных безделушек. «Живое ремесло»… Оно было о душе материала, не о плоти и крови. Не о заразе, что пожирала людей изнутри. Я не мог создать артефакт, который исцелил бы их. Не мог прочитать свиток или произнести заклинание. Я был беспомощен.

Но в памяти всплывали их лица. Крон, сломленный гордец. Его люди — испуганные, затравленные, с глазами, полными тлеющей надежды на спасение, которая вот-вот должна была погаснуть навсегда. И лица моего отряда. Эдварн, Лиор, Брэнн… Они поверили в меня. Приняли мою чудовищную странность и сделали ее своей тайной, своим крестом.

Отчаяние сжимало горло ледяными пальцами. Я бессильно сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

И в этот момент на обух моего топора, висевшего на поясе, мягко опустилось что-то маленькое и теплое. Я вздрогнул и опустил взгляд. На навершии рукояти сидел Мимио, мой Живой помощник. Его крошечные листики-лапки мягко перебирали дерево, а стебелек был наклонен в мою сторону, словно он смотрел на меня. Его мягкое свечение,