Рассеянное внимание. Как мы смотрим на искусство и перформанс сегодня - Клэр Бишоп

в СМИ), теперь распалась на калейдоскопическое множество ракурсов. Социальные сети меняют концепцию авторства, их основополагающей единицей является профиль – самостоятельно курируемый индивид, – который, в свою очередь, включен в сеть друзей и подписчиков, в равной степени заботящихся о своей репрезентации. И на первый план всё чаще выходит интервенционист как личность, а не – как в 1970-е годы – сам жест, существующий в городской среде в виде анонимного следа.

Акции художественно-анархистской группы Война, основанной в 2006 году, совпали с появлением в России социальных сетей в конце 2000-х годов. И хотя московская группа провела ряд трансгрессивных интервенций в своем родном городе – в Макдоналдсе, метро, универмаге и Государственном биологическом музее, – самая известная их акция состоялась в Санкт-Петербурге. Ночью 14 июня 2010 года – дата была выбрана в честь дня рождения Че Гевары – группа начертила контур огромного пениса на Литейном мосту. Спустя всего двадцать три секунды участники акции были остановлены, не успев закончить левое яичко. Один участник был арестован. Через три минуты разводной мост был поднят, и грубый знак появился рядом со зданием ФСБ. Сообщения об этом немедленно распространились в местных новостных СМИ, но, поскольку граффити было непристойным, изображение стало вирусным и в социальных сетях – причем не только в России [303]. Как остроумно резюмирует славист Оливер Джонсон: «Художники только нарисовали изображение; запланированный подъем моста привел его в исполнение; а интернет обнажил его для общества, чтобы все посмотрели и ощутили свою причастность» [304].

Акцию Хуй в ПЛЕНу у ФСБ, как ее стали называть, многие определяют не столько как перформанс или интервенцию, сколько как «протест» или «трюк». Но в ней удачно сочетается использование публичного пространства, мгновенная узнаваемость, распространение в СМИ и политический момент (не говоря уже о комическом). У Путина только закончились два президентских срока (2000–2008), и согласно Конституции он не мог баллотироваться на третий. Тогда он поменялся должностями со своим премьер-министром Дмитрием Медведевым, взяв на себя более скромную роль, но, по сути, сохранив контроль над страной. В начале июня 2010 года Путин намекнул, что будет снова баллотироваться в президенты в 2012 году, как и предполагалось ранее. На момент интервенции группы Война общественный гнев в отношении коррумпированного правительства и судебной системы был на пике, но у российских граждан «не находил конституционного выхода» [305]. Кроме того, как считает журналистка Маша Гессен, путинский режим создал систему, в которой открытая оппозиция выглядела жалкой, смехотворной и социально регрессивной; противостояние было дискредитировано до такой степени, что «слов больше не осталось» [306]. В ответ на это группа Война провела визуальную акцию, преисполненную язвительной иронией, заявив, что этот член «встает не только на главное управление КГБ, но и всю иерархию власти в России» [307]. Прежде чем их граффити успели стереть, разводной мост был поднят и виден всему городу, завершая грандиозное «fuck you» в адрес ФСБ и, соответственно, Санкт-Петербурга, родного города Медведева и Путина.

Интервенция группы Война была своевременной не только с точки зрения комизма с поднимающимся пролетом моста, но и благодаря использованию новых возможностей соцсетей, которые только-только стали инструментом самоорганизации активистов в России. Через два дня после интервенции Алексей Плуцер-Сарно (автор письменных материалов группы и ее самоназванный «идеолог») опубликовал пост в своем блоге на plucer.livejournal.com, где обозначил интервенцию как медиаакцию с тройственной структурой («фото + видео + текст»), утверждая, что сам пост в блоге следует рассматривать как артефакт [308]. В России реакция предсказуемо разделилась по политическим линиям: одни восприняли это позитивно, как акт политического высказывания, другие – как симптом морального разложения, заслуживающий наказания; одни сочли это чистым вандализмом, другие оспаривали принадлежность к искусству [309].

Наряду с использованием новейших технологий, группа Война в равной степени обращалась к прошлому: к скоморохам, декабристам и русскому футуризму [310]. Энергичная и напористая в своих действиях группа придерживалась откровенно романтической и маскулинистской модели героя-беззаконника. Более того, тесное взаимодействие группы с соцсетями привело к тому, что она слишком охотно поддалась вирусной активности сетевого дискурса; в ретроспективе можно сказать, что отсутствие у группы последовательной политической позиции – одна из главных проблем для тех, кто знакомится с ними через тексты длиной более ста сорока символов. Акция на мосту получилась одновременно героической и ребячливой – и может найти поддержку (или осуждение) с самых разных позиций. Социальные сети – инструмент обоюдоострый: они помогают распространить информацию о каком-либо действии, но при этом сводят уровень дискуссии к самому низкому общему знаменателю. В итоге получилось, что общественная реакция на Хуй в ПЛЕНу у ФСБ свелась к набору мнений, столь же грубых, как и сам жест.

Pussy Riot, феминистская панк-группа, созданная годом позже как ответвление группы Война, демонстрирует более содержательный (но не менее поляризующий) пример [311]. Проведя ряд протестных акций после выборов 2011 года, в том числе одну на Красной площади (обычное дело для российских активистов), Pussy Riot решили штурмовать амвон Храма Христа Спасителя. Там они исполнили панк-песню, призывающую Богородицу низложить Путина и спасти женщин от патриархата, Богородица, Путина прогони (2012). О том, как возникла эта акция, как быстро она была проведена и какие сложности возникли при ее съемках, подробно описано у Гессен [312]. Последствия – суд, заключение в колонию, мировой резонанс, окончательное освобождение и статус «селебрити» – также были подробно изложены в других источниках. Здесь я хочу обратить внимание на то, как использование Pussy Riot социальных сетей помогло создать новую модальность интервенций для XXI века и как это решение усилило непрозрачность их смысла для местной аудитории. В то время как интервенции группы Война уже показали проблему поляризованных дебатов в социальных сетях, гендерное содержание акции Pussy Riot и церковный контекст усугубили проблему разделения общественного мнения и доходчивости интервенции.

Богородица, Путина прогони с самого начала задумывалась как «оффлайн-онлайн-хореография»: двухминутное музыкальное видео, которое должно было распространяться через онлайн-платформы, такие как YouTube и LiveJournal, в обход государственного медиааппарата, чтобы привлечь международное внимание [313]. Это ознаменовало новый уровень взаимодействия между физическим действием и виртуальным распространением и склонило баланс в сторону последнего. Хотя группа Война пыталась задокументировать свою акцию против ФСБ непосредственно в разгар событий, лучшие снимки их интервенции были сделаны публикой, стоявшей в отдалении или на соседней крыше, когда мост медленно поднимали. Pussy Riot, напротив, тщательно подготовили своих видеографов, которые незаметно расположились в храме и снимали происходящее. Необходимость в получении четких кадров привела к тому, что половина выступления была предварительно записана в другом храме (менее символичном Богоявленском соборе в Елохово) и затем объединена с сорокасекундной записью, сделанной в Храме Христа Спасителя до ареста участниц.

Происходит сдвиг: интервенция Pussy Riot была создана, опубликована и распространена в