Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

дискуссиями, которые велись в Японии. В депеше от Корсиканца из Берлина, поступившей в тот же день в Москву, указывалось, что референт прессы из германского Министерства экономики заявил коллегам, что Германии нужен мир на ее восточных границах, так как вскоре она нападет на Суэцкий канал, подконтрольный англичанам. Германия якобы собиралась требовать, чтобы СССР выступил против Англии на стороне оси, и, в качестве гарантии повиновения Москвы, намеревалась оккупировать Украину, а также, возможно, Прибалтику[5039].

Сталин решил послать собственный сигнал. В тот же день 5 мая 1941 года, в 6 часов вечера, Тимошенко в объединенном Андреевско-Александровском зале Большого Кремлевского дворца (где проходили партийные съезды) открыл торжественное собрание выпускников 16 военных академий и 9 военных факультетов гражданских вузов, на которое были приглашены около 1500 человек, включая преподавателей, а также представители наркомата обороны, правительства и Коминтерна. Обучение в академиях началось для этих выпускников в 1937 или 1938 году. Когда Тимошенко объявил, что слово предоставляется Сталину, шквал аплодисментов не утихал до тех пор, пока деспот не взглянул на Тимошенко, после чего тот восстановил тишину. «Товарищи, разрешите мне от имени Советского правительства и Коммунистической партии поздравить вас с завершением учебы и пожелать успеха в вашей работе», — начал Сталин, вслед за чем он в течение сорока минут говорил о колоссальном росте материальной оснащенности Красной армии. Но он раскритиковал учебный план военных академий. «У меня есть знакомый, который учился в Артиллерийской академии, — сказал Сталин. — Я просматривал его конспекты и обнаружил, что тратится большое количество времени на изучение пушки, снятой с вооружения в 1916 году». Этим знакомым был его старший сын Яков, присутствовавший в аудитории. «Так, товарищи артиллеристы?» Генерал-лейтенант Аркадий Сивков, начальник Артиллерийской академии, неожиданно крикнул с одного из передних рядов, что учебный план академии основывается на изучении современных видов оружия. «Прошу меня не перебивать, — ответил Сталин. — Я знаю, что говорю. Я сам читал конспекты слушателя вашей Академии»[5040].

Большую часть своей речи Сталин посвятил техническому переоснащению Красной армии. «Теперь у нас в составе армии 300 дивизий, — заявил он. — Из общего числа дивизий — третья часть механизированные дивизии. Об этом не говорят, но это вы должны знать. Из 100 дивизий — две трети танковые, а одна треть механизированные». Кто-то крикнул с места: «Это для устрашения Гитлера»[5041]. Числа, приведенные Сталиным, соответствовали благим пожеланиям согласно МП-41 (предполагалось, что все это каким-то образом станет реальностью к январю 1942 года)[5042]. Далее деспот похвастался, что новейшие самолеты — самые быстрые в истории и что танки первой линии имеют броню в 3–4 раза более толстую, чем у других, и способны «рвать фронт». Также он поднял вопросы, о которых задумывался каждый. «Почему Франция потерпела поражение, а Германия побеждает? — спросил он. — Действительно ли германская армия непобедима?.. Почему у Германии оказалась лучше армия? Это факт… Чем это объяснить?» Германия, ответил он, перевооружила свою армию новейшей техникой, а также изучила новые методы войны и уроки истории. «Немецкая армия, будучи разбитой в 1918 году, хорошо училась, — объяснил он. — Военная мысль германской армии двигалась вперед. Армия вооружалась новейшей техникой. Обучалась новым приемам ведения войны. И наоборот, — сказал он, — победившие французы впали в самодовольство». К этому Сталин добавил одно поучительное наблюдение: «В 1870 году немцы разбили французов. Почему? Потому что они дрались на одном фронте. Немцы потерпели поражение в 1916–17 годах. Почему? Потому что они дрались на два фронта»[5043].

Сталин утверждал, что нынешняя немецкая армия не непобедима. «В мире нет и не было непобедимых армий… Германия начала войну и шла в первый период под лозунгом освобождения от гнета Версальского мира. Этот лозунг был популярен, встречал поддержку и сочувствие всех обиженных Версалем… Сейчас германская армия… сменила лозунги освобождения от Версаля на захватнические. Германская армия не будет иметь успеха под лозунгами захватнической завоевательной войны… Наполеон I, пока он вел войну под лозунгами освобождения от крепостничества, встречал поддержку, имел союзников, имел успех. Когда Наполеон I перешел к завоевательным войнам, у него нашлось много врагов, и он потерпел поражение». Сталин добавил: «С точки зрения военной в германской армии ничего особенного нет и в танках, и в артиллерии, и в авиации». Тем не менее, указал он, «любой политик, любой деятель, допускающий чувство самодовольства, может оказаться перед неожиданностью, как оказалась Франция перед катастрофой»[5044].

«Замечательная речь, — записывал в дневнике правительственный функционер, присутствовавший на собрании. — Она вселила уверенность наших военных в свои силы и развеяла „ореол“ славы, окружавший немецкую армию»[5045].

После этого в Георгиевском зале состоялся прием, причем часть гостей угощали в Грановитой палате, Владимирском зале и других помещениях (где тосты, передававшиеся через репродукторы, были едва слышны)[5046]. Сначала в белоколонный Георгиевский зал торжественно вошел Тимошенко; немного погодя со своей свитой явился и Сталин, встреченный громовыми «ура!». На столах были расставлены водка, шампанское, рыба, дичь и всевозможные деликатесы. Деспот занял свое традиционное место за столом в президиуме. Тимошенко предложил за него тост, и все стоя осушили бокалы[5047]. Как отмечал Димитров, Сталин пребывал «в исключительно хорошем настроении»[5048]. Деспот произнес длинный тост за выпускников и их учителей, снова призвав их осваивать новую технику. Находившиеся в Георгиевском зале стали чокаться с приближенными Сталина и маршалами, сидевшими в президиуме[5049]. Примерно пятнадцать минут спустя Тимошенко объявил, что Сталин скажет второй тост. Его темой стала артиллерия, про которую Сталин сказал, что она — «главная сила на войне. Так было раньше, так есть и теперь… Артиллерия — это бог войны»[5050]. Далее он предложил выпить за танкистов, летчиков, кавалерию, связистов и пехоту, которую он назвал «царицей полей».

Праздник продолжился концертом. Спустя минут двадцать после его начала Сивков, явно пытаясь поправить дело, предложил тост «за сталинскую политику мира». Деспот замахал руками, и охрана не позволила Сивкову продолжить. Затем Сталин поднялся. Незадолго до этого, на первомайских торжествах (2 мая), Тимошенко в присутствии Сталина говорил о советской «политике мира», и эти слова попали в газетный репортаж[5051]. Но сейчас, выступая уже в третий раз за вечер, возбужденный Сталин, в речи которого более явственно слышался грузинский акцент, заявил: «Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивала мир нашей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили