Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

себя инициативу и советовал Деканозову, чтобы Сталин послал личное письмо фюреру. Деканозов, заподозрив какую-то ловушку, стал приставать к графу с вопросом о том, дал ли Гитлер согласие на такую переписку. Шуленбург, этим несанкционированным предложением поставив под удар самого себя, свою семью и Хильгера, взял его обратно. Деканозов вернул дискуссию к вопросу о возможности совместного коммюнике. Шуленбург сказал, что нужно действовать очень энергично и что, если они отправят проект коммюнике на одобрение, возможна задержка, так как Риббентроп или Гитлер могут отсутствовать в Берлине[5067]. Учтивый, исполненный благих намерений прусский аристократ пытался побудить Сталина к смелой дипломатической инициативе — именно тому, чего больше всего опасался Гитлер.

Тогда же, 9 мая, состоялось первое заседание Совнаркома в его новой конфигурации. «Сталин не скрывал неодобрительного отношения к Молотову, — вспоминал сотрудник, который вел протокол заседания. — Он очень нетерпеливо выслушивал длинноты Молотова по поводу каждого замечания, высказанного членами Бюро… Чувствовалось, что Сталин нападал на Молотова как на своего противника с силой человека, власть имеющего… Молотов учащенно дышал, порой у него из груди вырывался сильный вздох. Он ерзал на стуле и что-то бормотал про себя. Под конец Молотов не выдержал: „С легкой руки все сказать можно“, — резко, но тихо сказал Молотов. Но Сталин услышал эти слова. „Давно всем известно, — проговорил Сталин, — кто боится критики, тот трус“. Молотова передернуло, он смолчал. На этом заседании я снова увидел величие и силу Сталина, — отмечал протоколист. — Соратники Сталина боялись его как черта. Они соглашались с ним практически во всем»[5068].

Сенсационная миссия

В мае 1941 года до немцев дошли слухи, будто бы Сталин и Молотов убили друг друга[5069]. 10 мая Альта сообщала в Москву, что немецкое военное министерство потребовало от всех военных атташе за границей опровергать слухи о неминуемой войне с СССР и объяснять сосредоточение войск на востоке желанием «встретить в готовности мероприятия с русской стороны и оказать давление на Россию»[5070]. Это наконец стало сигналом о проводившейся кампании дезинформации[5071].

12 мая состоялся третий завтрак, снова в резиденции Шуленбурга. Деканозов сразу же сказал ему, что Сталин готов обменяться с Гитлером письмами и подписать совместное германо-советское коммюнике. Шуленбург попытался обеспечить дипломатическое прикрытие своей инициативе, отправив в Берлин телеграмму с предложением, чтобы немецкое правительство поздравило Сталина с его вступлением в должность главы правительства, и предупреждением, что советские власти, скорее всего, готовы эвакуировать столицу на восток, где ее будет трудно захватить (намек на Наполеона, который взял Москву, но все же проиграл войну). Однако в ответе от Вайцзеккера, полученном как раз перед прибытием Деканозова, указывалось, что предложение Шуленбурга даже не было доведено до сведения Риббентропа («потому что за это не стоит ожидать награды»). В одновременно полученном письме знакомый из Министерства иностранных дел в Берлине предупреждал Шуленбурга, что за ним ведется слежка. Деканозов отмечал, что на этот раз Шуленбург держался «довольно бесстрастно». Граф подчеркнул, что он «сделал свои предложения, не имея на то никаких полномочий», и несколько раз просил гостей «не выдавать его… что он внес эти предложения»[5072].

Тем не менее Шуленбург еще раз попытался донести до советской стороны мысль о серьезности ситуации и о том, что та должна первой предпринять какие-то меры; согласно советской записи беседы, он настаивал, что «было бы хорошо, чтобы Сталин сам от себя спонтанно обратился с письмом к Гитлеру». Затем, когда зашел разговор об английских бомбежках Германии, он произнес в высшей степени загадочные слова: «По его мнению, недалеко то время, когда они (воюющие стороны) должны прийти к соглашению и тогда прекратятся бедствия и разрушения, причиняемые городам обеих стран».

Сталин принимал Деканозова у себя в кабинете вечером и 8 мая, и 12 мая 1941 года и, таким образом, был в курсе разочаровывающих «переговоров»[5073]. Вскоре деспоту стало ясно, в чем дело. 13 марта до его ушей дошла сенсационная новость, полученная предыдущей ночью из Берлина, пусть и без каких-либо подробностей: Рудольф Гесс, заместитель фюрера по нацистской партии, улетел в Англию.

Когда-то Гесс выиграл воздушную гонку над высочайшей вершиной Германии, но в последнее время ему запрещали летать. Вечером 10 мая (эта дата была выбрана по гороскопу) он совершил смелый и умелый маневр, перелетев на бомбардировщике «Мессершмитт» Bf-110 через Северное море в Великобританию, преодолев около 900 миль, и в темноте спрыгнул с парашютом над Шотландией[5074]. Его карманы были набиты всевозможными пилюлями и снадобьями, включая опиаты, аспирин, атропин, метамфетамины, барбитураты, таблетки кофеина, слабительные и эликсир из тибетского монастыря (полученный им от путешественника Свена Гедина)[5075]. Также при нем якобы имелись полетная карта, фотографии — его собственная и сына — и визитные карточки двух его знакомых немцев, но не было никаких документов. Сначала он назвался ложным именем шотландскому фермеру, на чьей земле он приземлился; вскоре появились и бойцы местного ополчения (от которых разило виски). Англичане не ожидали Гесса, для него не было выделено никакого воздушного коридора. Обнаружившие Гесса британцы, пренебрегая секретностью, доставили из соседнего Глазго сотрудника польского консульства, чтобы он сыграл роль переводчика; именно этот человек заметил, что пленник — вылитый Гесс. Британская воздушная разведка проигнорировала первые сообщения о захвате важной персоны[5076].

Никто в окружении Гитлера не мог превзойти Гесса своей преданностью. Он находился в числе самых активных участников Пивного путча и под диктовку Гитлера в тюрьме записывал то, что впоследствии было издано как Mein Kampf, делясь с ним и своими собственными мыслями[5077]. Гесс входил в число тех немногих, кому было известно, что Гитлер твердо намерен напасть на СССР[5078]. 11 мая Гитлер принял в Бергхофе одного из адъютантов Гесса, который доставил запечатанное письмо от своего босса. Разъяренный фюрер выражал надежду, что пропавший Гесс «утонул в море»[5079]. Германское радио сообщило об исчезновении Гесса 12 мая в 8 часов вечера, упомянув о письме, носившем «следы умственного расстройства», и предполагая, что Гесс «потерпел крушение»[5080]. Наконец, спустя несколько часов англичане подтвердили, что Гесс приземлился в Шотландии, хотя к этому заявлению не прилагалось никаких снимков и оно не содержало почти никаких подробностей. На следующий день Гитлер вызвал в Оберзальцберг около шестидесяти представителей нацистской верхушки. «Я никогда еще не видел фюрера настолько потрясенным», — отмечал Ганс Франк, начальник Генерал-губернаторства (Польши). Гитлер заявил, что Гесс действовал без его ведома, и назвал его «жертвой заблуждений»[5081]. Риббентроп отправился к