В дальних плаваниях и полетах - Лев Борисович Хват

— Откуда еще двое?

— Ведущий инженер самолета и корреспондент «Правды», — представляет Беляков.

— Наша промышленность строит самолеты с запасом: кабина рассчитана на троих, а летели пятеро, — шутливо говорит Байдуков.

Орджоникидзе погладил усы, рассмеялся.

Чкаловский экипаж завершил свой первый дальний перелет из Москвы через Арктику на Дальний Восток. Вернувшись в столицу, В. Чкалов выступает на митинге перед москвичами на Щелковском аэродроме.

Овацией встречают москвичи героев беспосадочного перелета. Звучат приветственные речи. Привычно раскрываю блокнот, но спохватываюсь: подробное описание встречи дадут редакционные товарищи; моя спецкоровская работа на этом перелете закончена, остается только дописать очерк «С героями — в Москву».

ИЗ МОСКВЫ В США БЕЗ ПОСАДКИ

И на острове Чкалов и по пути в столицу три друга не забывали о заветном плане беспосадочного рейса Москва — Соединенные Штаты Америки. Идея перелета дальностью около десяти тысяч километров безраздельно завладела Чкаловым. Стены его домашнего кабинета были увешаны картами Северного полушария, на столе водружен глобус; вершину его пересекла узенькая красная линия.

— Вот он — самый короткий путь из Москвы на американский Запад, в Калифорнию, — пояснял Валерий Павлович. — Славное дело — проложить трассу через полюс!

Миновала осень, шла к концу зима, и тут произошло событие, подкрепившее расчеты чкаловского экипажа.

Пасмурным мартовским утром 1937 года из Москвы на Крайний Север вылетела воздушная экспедиция академика Отто Юльевича Шмидта. Флагманскую машину «СССР Н-170» вели известные всей стране полярные пилоты Михаил Васильевич Водопьянов и Михаил Сергеевич Бабушкин.

Экспедиция прибыла на остров Рудольфа — самый северный в архипелаге Франца-Иосифа. Здесь, за восемьдесят второй параллелью, в девятистах пятнадцати километрах от Северного полюса, заранее были оборудованы база и посадочная площадка.

21 мая «Н-170» достиг Северного полюса и опустился на дрейфующее ледяное поле. Между Землей Франца-Иосифа и северным побережьем Америки появился важный метеорологический пункт, откуда четыре раза в сутки сообщали о состоянии погоды в центре Полярного бассейна.

В эти весенние месяцы я часто встречал Чкалова, Байдукова и Белякова; довелось даже полетать с каждым из них в отдельности. Георгий Филиппович Байдуков, занятый в то время испытаниями скоростных бомбардировщиков, предложил мне совершить с ним полет. Мы поднялись с заводского аэродрома. В задней кабине сидел военный инженер, в носовой — штурманский — отсек поместили меня. В широком меховом комбинезоне, с двумя парашютами, я насилу протиснулся через нижний люк кабины. Байдуков включил внутренний телефон.

— Гляди, как быстро набираем высоту, — прозвучал его голос в наушниках.

Поднялись до четырех тысяч метров. На горизонтали Байдуков дал полный газ и, весело крикнув: «Держись!» — перевел самолет в пике. Машина молниеносно потеряла тысячу метров, выровнялась, вошла в правый боевой разворот, опять спикировала, развернулась влево, и снова началось: рывок вперед, прыжок вправо, влево, носом вниз… Мне казалось, что летчик-испытатель со своего места не так отчетливо видит землю, как я сквозь стекла штурманской кабины, — земля неслась на нас с безумной скоростью. На выходах из пикирования я чувствовал, как могучая сила инерции прижимает меня к спинке кресла. Не успев в полной мере вкусить все эти прелести, я услышал насмешливый голос Байдукова:

— Жив? Идем на посадку.

Полет занял пятьдесят минут и с избытком насытил меня впечатлениями для корреспонденции «Испытание бомбардировщика». Летчикам и авиастроителям я откровенно признался, что мою заметку можно было бы назвать: «Пятьдесят тягостных Минут».

Неделей позже мне удалось полетать с Валерием Павловичем. Народный комиссариат тяжелой промышленности подарил ему комфортабельный двухместный «У-2». Чкалов повел легкую, окрашенную в нежный кремовый цвет машину над каналом, который лишь за несколько дней до того связал Москву с Волгой и сделал нашу столицу портом пяти морей.

Кое-где еще работали строители. Чкалов резко снижался, на крутом вираже дружески махал рукой; строители в ответ подкидывали шапки. Горизонт потемнел. «Московское море»! Внизу сновали лодки и моторные катера. «Пойдем вверх по Волге», — написал Чкалов на планшете. Но не так-то легко было отыскать волжское русло в разлившемся до горизонта водоеме. Повернули к Москве…

С Александром Васильевичем Беляковым я летал на репетицию первомайского авиационного парада. Он был главным штурманом. В этом ответственном полете счет шел на секунды. Не спуская глаз с хронометра, непрерывно поддерживая радиосвязь с командирами колонн, штурман стягивал к себе воздушные корабли, взлетевшие с разных подмосковных аэродромов. А 1 Мая одновременно с боем часов на кремлевской башне над Красной площадью появился головной самолет: Беляков вел авиационную колонну.

Вскоре мне довелось участвовать в полете на побитие международного рекорда скорости. Летчик Николай Кастанаев только что закончил испытания мощного четырехмоторного самолета. Для своего времени машина обладала выдающейся скоростью, большим радиусом действия и могла принять многотонный груз. На борту находилось семь человек, в кабине уложили мешки с пятью тоннами песка. Байдуков и Кастанаев условились вести самолет посменно; Георгий Филиппович взял на себя и воздушную навигацию. Стартовав с подмосковного аэродрома, Кастанаев прошел над столичной астрономической обсерваторией, где спортивные комиссары засекли время, и взял курс на юг, к Мелитополю, близ которого, ровно в тысяче километров от Москвы, находился второй пункт спортивных комиссаров. Полет проходил на высоте четыре тысячи метров. Достигнув южного наблюдательного пункта, Кастанаев развернулся и пошел обратно. Дистанцию в две тысячи километров, при пятитонной нагрузке, самолет прошел со скоростью более двухсот восьмидесяти километров в час.

Поздравляя Байдукова с новым международным рекордом, Чкалов многозначительно заметил:

— Наше дело, Егор, в порядке!

Понятно, речь шла о трансполярном перелете.

Вечером 25 мая я позвонил Чкалову.

— Валерия вызвали в Кремль, Георгий Филиппович ушел с ним, — ответила Ольга Эразмовна.

Часа полтора меня мучили сомнения: «Неужели им не разрешат? Ведь все подготовлено… Нет, не откажут!..» Звонок прервал размышления. Я услышал торжествующий голос Чкалова:

— Полет разрешен! Мы с Егором прямо из Кремля. Саша тоже здесь… Скорее ко мне!

На письменном столе были раскинуты географические атласы. Клубы дыма окутали летчиков. Они намечали неотложные дела, Беляков записывал: «Машину перегнать в Щелково… На аэродроме подготовить комнату… Вызвать инженеров и метеорологов… Связаться со станцией «Северный полюс»… Договориться с астрономами… Врачам подобрать продовольствие… Раздобыть новую литературу об Аляске и Северной Канаде…»

— Как будто все? — спросил Александр Васильевич.

— А кто поможет организовать связь со стороны Америки? — сказал Чкалов. — Хорошо бы специально послать людей.

— Михаил Беляков, брат Александра Васильевича, сейчас в Париже, на конференции метеорологов, пусть он едет в Вашингтон, —