Фишер. По следу зверя. Настоящая история серийного убийцы - Александр Рогоза

Вот только мальчика, о котором ее так подробно расспрашивали сотрудники прокуратуры, учительница Малолеткова совершенно не помнила. По крайней мере, она так им сказала.

«Ребят много, только яркие запоминаются. Посмотрев классный журнал и фотографию взрослого Головкина, я вспомнила его только внешне – по школе, не по секции. Туда я брала ребят исполнительных, трудолюбивых, не нытиков, физически здоровых, то есть которые не подведут. Но я не помню, чтобы в этой секции был Головкин».

Был ли у учительницы смысл откреститься от бывшего воспитанника? В теории был. Скажем, задним числом не хотела иметь ничего общего с человеком, которого обвинили в серийных убийствах детей. Но штука в том, что мальчика по имени Сергей Головкин толком не помнили и многие-многие другие. Они повторяли из допроса в допрос: тихий, незаметный, никакой.

Он вроде и был где-то рядом – как некая условная единица, но не в деталях, неконкретно, без подробностей. Головкин оказался человеком-невидимкой, на которого никто не обращал внимания. Во время психиатрической экспертизы он потом рассказывал, что в детские годы где-то в глубине души хотел быть среди сверстников лидером. Но никогда им не был.

В уголовном деле есть допрос начальника Головкина, который знал его уже взрослым. Этот товарищ любил играть на аккордеоне, дома имел пианино. Однажды он пригласил Головкина в гости, а тот, увидев «клавиши», сел за инструмент и начал что-то наигрывать. Может, и не слишком хорошо, но стало ясно, что с музыкой Сергей знаком.

В 1970-х среди советской молодежи начался настоящий бум рок-музыки. Отечественные команды тогда уже начали появляться и даже полуподпольные концерты давали, но все слушали, конечно, зарубежные. Сначала были «Битлы», а следом пришли и другие интересные группы. Образ крутых ребят с гитарами и дерзкими прическами вдохновлял многих: можно ведь попробовать стать таким же, как те чуваки с конверта пластинки! Но для начала эти самые винилы нужно было где-то добыть. В магазинах фирмы «Мелодия» подобным заграничным ассортиментом не торговали. Купить можно было только с рук, у фарцовщиков.

– Нам повезло – у нас в школе учился Александр Тихов, он потом стал директором клуба филофонистов на Горбушке. Саша торговал фирменными пластинками, – объясняет Армен Григорян. – Записи иностранных групп, выпущенные на югославском «Юготоне», стоили 30 рублей. А фирменные, то есть американские и британские, – по 50. (В то время это треть зарплаты среднего советского инженера, который получал 120–150 «рэ» в месяц.) А если ты уже купил некое количество пластинок, их потом можно было пускать в оборот – меняться на диски других артистов. За счет этого у нас и происходило знакомство с новой музыкой. Иногда Саша Тихов благородно давал нам на часик пластинку, чтобы мы успели переписать альбом на катушечный магнитофон. Это музыкальное развитие в школе было как взрыв. Бах! – и все вдруг стали интересоваться рок-музыкой.

Увлечение рок-музыкой стало повальным: собственная группа была практически в каждом классе, начиная с восьмых и выше. И все они могли благодаря прозорливому руководству школы не по дворам и подъездам шарахаться, а репетировать на школьной аппаратуре в актовом зале по установленному графику. Так и Армен Григорян с товарищами собрали свою первую группу, можно сказать, раннюю версию будущего «Крематория». Ребята играли на районных конкурсах и школьных вечерах.

– Это был правильный ход со стороны педагогического состава, – уверен Армен Григорян, – потому как молодежь собиралась не где-то за углом, а прямо в школе и всегда была под присмотром.

– Школьных музыкантов можно было назвать самыми популярными мальчиками?

– Думаю, да. Ведь помимо всего прочего, кто бы там что ни говорил, нам очень хотелось нравиться девочкам. А девочки музыкантам благоволили.

Пересказываю Армену Сергеевичу историю про взрослого Головкина, который однажды пришел в гости к коллеге и удивил того умением играть на пианино. Сам Сергей на одном из допросов вспоминал, что в детстве родители отдали его в музыкальную школу, и он даже отзанимался около года. Но ему не нравилось. Сережа несколько раз доводил преподавательницу до истерики, чтобы она от него отказалась. И этот план удался, родители отстали.

Мама, кстати, еще такой случай из детства потом вспоминала.

«Однажды придя домой с работы, я увидела, что Сережа выпилил у пианино переднюю стенку. Я никак не могла добиться у него, зачем он это сделал».

Скорее всего, это тоже было сделано из ненависти к занятиям по музыке. Мальчик подавал родным сигналы, что инструмент он ненавидит! Но все-таки одно дело, когда тебя заставляют по несколько раз в неделю крючить пальцы над неинтересными классическими этюдами и пьесами, играть по нотам. И совсем другое, если ты понимаешь, что с помощью этой «базы» можешь мгновенно стать героем среди своих сверстников, наяривая что-то более модное.

– А Головкин никогда не пытался войти в состав какой-нибудь из школьных групп? – спрашиваю у Армена Григоряна.

– То, что вы рассказали, – большая новость для меня. Когда в школу купили аппаратуру, из инструментов как раз приобрели только «Ионику» – клавишный синтезатор. (Гитары и барабаны ребята должны были добывать сами.) Но никогда я не видел, чтобы Головкин там чего-то играл или пел. Я был уверен, что он даже ни разу не был на наших школьных вечеринках. Но мне одноклассница как-то прислала фотографию тех лет, мы с ребятами играем на сцене, а Головкин стоит к нам спиной. Все же ходил этот изверг на танцы!

Глава 29

Провал на выпускном

После восьмого класса, как это часто бывает, часть ребят покинула школу. Сейчас с аттестатом о завершении средней школы уходят в колледжи, тогда шли в ПТУ – профтехучилища, чтобы получить достойную трудовую профессию. Оставшихся ребят объединили в один класс. И вот что интересно: практически никто из «новеньких» Сергея Головкина за следующие два года до выпуска так и не запомнил. Фамилия знакомая, говорят, а сам (всматриваясь в фотографии, которые им показывают следователи)… Нет, не помним.

Головкин определился с будущей профессией, когда учился в девятом классе. Вот уже несколько лет он постоянно ездил на ипподром заниматься с лошадьми. Это то, что его умиротворяло. Он потом объяснял, что «они красивые, и меня всегда понимали».

Юноша решил: хочет, чтобы его будущая профессия была связана с лошадьми, поэтому будет поступать в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию (теперь это Российский аграрный сельскохозяйственный университет имени Тимирязева) и отучится на зооинженера. Мечтал заниматься селекцией животных. Хотя папа и мама хотели, чтобы