Апрельское, или Секрет забытого письма - Елена Андреевна Тюрина

— Максим! — снова зачем-то повторила, пытаясь всё же стянуть на себе одежду.

Тогда он рванул ещё раз. В итоге совсем сорвал с меня халат и отшвырнул его в сторону. Потом легонько меня толкнул, вынуждая опуститься на кровать. Это было феерическое безумие! Всё, что он вытворял и всё, что я творила в ответ. Было в его рваных, хаотичных ласках что-то граничащее с болью. Надрыв какой-то. Словно он боялся, что меня вот-вот, в любую секунду отнимут, что я исчезну, растворюсь, как сон. Я даже не успевала насладиться его поцелуями, прочувствовать их. Накатило нечто дикое, животное, необузданное. Я позволяла мужчине делать всё, что ему заблагорассудится, и содрогалась от наслаждения. Его руки и губы были, кажется, повсюду, на каждом миллиметре моего тела. Я словно помутилось рассудком. А ведь замужем была уже почти десять лет, но до такого умопомрачения с мужем никогда не доходила.

Утро для нас наступило ближе к полудню. Я проснулась первая. В крепких объятиях спящего Максима. Кое-как выбралась и помчалась в душ. Быстро привела себя в порядок. Пока вытирала полотенцем влажные волосы, разглядывала себя в зеркале. Взъерошенная, чумная, с тёмными кругами под глазами из-за почти бессонной ночи. Но при этом губы сами собой глуповато улыбаются, а усталые глаза довольно блестят.

Я будто переродилась и стала новой. Мне завтра тридцать шесть лет… И я впервые вступаю в свой новый год в таком состоянии. Это необычно. Осознанно ощущаю, что я благодарна всему, что происходит в моей жизни. Всему! Я никогда подобного не испытывала. И я сейчас не про плотское наслаждение, а про нечто гораздо большее. К своему дню рождения я всегда была спокойна, даже равнодушна. Иногда и вовсе его не праздновала. Но то, что происходит сейчас,— это новое! Хотелось жить, чувствовать, радоваться, каждой клеточкой впитывать счастье и дарить его самой!

В полной тишине я проскользнула на кухню и принялась готовить завтрак. Через несколько минут в дверях возникла слегка помятая физиономия и растрепанная копна чёрных волос. Спросонок он понуро глядел на меня, а когда встретился со мной взглядом в отражении блестящей дверцы кухонного шкафчика, отвёл глаза.

Максим прошёл в кухню, опустился на стул. Когда полностью протрезвел, и, должно быть, осознал, что явился прямо ко мне домой, а значит, рисковал застать мужа, он словно сам был в шоке от своей выходки. И теперь не понимал, как себя дальше вести, как держаться со мной. Поддавшись порыву, мы оба чувствовали себя не в своей тарелке.

— Прости, я что-то натворил, да? — наконец подал голос мой гость.

— Неужели ты, правда, не помнишь? — тихо спросила я.

Он помолчал, вздохнул и ответил:

— Вообще-то помню. Всё. Не настолько я был пьян. Иначе был бы ни на что не способен. Выпил для храбрости. Хотел поговорить.

— Вот и поговорили.

Возникло непродолжительно молчание, и он первый его нарушил.

— Я не причинил тебе боль? — осторожно спросил, избегая прямого взгляда.

Я отрицательно покачала головой. Не могла же я признаться Максиму, что испытала сегодня с ним самое сильное удовольствие в жизни.

— Когда он приедет? — угрюмо спросил Богорад.

— Кто? — не сразу сообразила я.

— Твой муж, — Макс бросил это грубо, почти со злостью.

— Завтра вечером.

— Ясно. Дай пожрать.

Пока я готовила омлет и салат, мы оба молчали. Я буквально физически ощущала, как меня обжигает неотрывный настойчивый карий взгляд с лёгким прищуром. Взгляд уже не того юнца, каким я его помнила, а взрослого, опытного, искушённого мужчины. И понимала, что теперь не смогу жить с Андреем. Не смогу спать с ним рядом, в одной постели, терпеть его близость и делать вид, что всё нормально. Едва представляла себе это, как всё нутро противилось. Я уже не его! И, может быть, никогда ему не принадлежала…

Когда ставила перед Максимом тарелку, он вдруг поймал мою руку и потянул, вынуждая приблизиться. Усадил меня к себе на колени. Но при этом почти не поднимал взгляда к моему лицу. Глядел куда-то мимо.

— Светка... Прости.

— Ты насчёт чего?

— Я вообще... Насчёт всего.

— Тебя, наверное, дома ждут, — сказала я, чувствуя, как его тёплые сухие пальцы скользят по ткани моего халата, касаясь талии и опускаясь ниже.

— Не ждут. Сын у бабушки.

Про жену он ничего не говорил, а я не спрашивала. Не хотела, чтобы он понял, что я знаю о его трагедии. Тогда решил бы, что я наводила о нём справки. Да и вообще думаю, ему не хотелось бы всё это афишировать.

Мягко отстранилась, встала.

— Давай позавтракаем, Максим. Потом поговорим.

Сделала себе и ему кофе и бутерброды. Он молча ел, то и дело поглядывая в мою сторону. Его откровенные взгляды всюду преследовали меня, отчего я немного смущалась. Мне, конечно, тоже нравилось рассматривать его, но делала я это осторожно, неназойливо.

— Откуда у тебя мой адрес? — задала-таки вопрос, который не давал мне покоя.

Макс приподнял одну бровь.

— Ну это не проблема. Есть связи в нужных кругах, — уклончиво ответил он.

Значит, я угадала насчёт издательства. Наверное, попросил Бориса или пресс-секретаря Ирину узнать под каким-нибудь благовидным предлогом. А может и сам. Незачем посторонних людей в такое посвящать.

Сумбур в голове не позволил сосредоточиться на этом, и я не стала расспрашивать, отпустила тему. Узнал адрес и ладно.

Когда мыла посуду, Максим подошёл сзади, обнял, прижался всем своим мощным смуглым телом, уткнулся носом мне в волосы, нежно, едва ощутимо, поцеловал в шею. По моей коже моментально разбежалась каскадом россыпь мурашек. Как же мне хорошо было в его объятиях! Я горела под его руками.

— Значит, сегодня я могу не уезжать? — прошептал он, опаляя меня дыханием.

Его низкий голос с хрипотцой и интимный тон вызывали томительный жар в животе. При этом рука неторопливо обвила талию, поднялась выше, скользнула в декольте, огладила грудь, вызывая целую бурю ощущений. И воспротивиться не было никакого шанса. Но это же безумие — на супружеском ложе отдаваться любовнику!

Максим шёпотом добавил:

— Зачем ты опять спряталась от меня в эту тряпку?

Уф! От его голоса и прикосновений хотелось замурлыкать, как мартовская кошка. Я потянула пояс халата, и полы легко разошлись. Повернулась к нему, обняла. Максим прижал меня к себе, накрыл мои губы своими, потом