Александр Мень. Пастырь. Свет во тьме. Повесть о жизни и мученической смерти - Михаил Александрович Мень

Директор завода, Евгений Алексеевич Пархаев, был человеком с трудной судьбой. В годы застоя на него писали яростные, злобные, разрушающие жизнь доносы. Он уцелел чудом, отчасти по милости Божией, отчасти – благодаря вмешательству кого-то из тайных защитников внутри системы. Душа его с тех пор так и не отошла от боли.

С отцом Александром у них сложились добрососедские отношения. Они могли подолгу разговаривать о внутрицерковных делах, о людях и просто о жизни. Однажды Евгений Алексеевич позвонил отцу Александру и пригласил его на чашку чая. «Хочу посоветоваться…» – сказал он, и в голосе прозвучало напряжение.

Они сидели в его директорском кабинете, с деревянной мебелью и запахом воска в воздухе. Пархаев раскрыл папку и разложил перед собой ее содержимое.

– Эти люди, – сказал он, – доносили на меня. Вот документы. Вот их подписи. Один из них был моим другом. Я не сплю уже несколько ночей. Хожу и думаю: что с этими документами сделать? Может, придать их огласке, чтобы мои недоброжелатели пострадали? Хочу, чтобы поняли, каково это – быть под ударом. Я столько лет молчал, но теперь… теперь, когда правда в руках…

Отец Александр спокойно посмотрел ему в лицо.

– А ты сожги их.

Пархаев удивленно поднял глаза.

– Что?

– Сожги, – повторил он негромко и без напора. – И будешь спать спокойно.

А потом добавил, немного помолчав:

– Надо думать не об обидчике, а об Иисусе Христе. Как только мысль об обидчике прокралась в голову, гнать ее. Чаще смотреть на облака, на звезды, устанавливать в себе такую тишину, как там, в вышине. А на обстоятельства смотреть как бы издали и сверху, словно ты умер и просматриваешь свою жизнь из другого мира…

Пархаев медленно закрыл папку, молча встал, подошел к печке, открыл ее дверцу. Один за другим – вложил в огонь листы с именами, подписями, доказательствами. Пламя колыхнулось, задрожало, и все это – исчезло, как исчезают обиды, которые прощены. На следующее утро он проснулся с чувством радости, в хорошем настроении и впервые за много дней не думал о мести.

* * *

В Новой Деревне и в Семхозе все чаще стали появляться иностранцы. Больше никто не препятствовал этому. Бывали католики из Франции, студенты-протестанты из Германии, миссионеры из США и Латинской Америки. Очень радовало появление «Малых сестер Иисуса» – общины католических монахинь, вдохновленной духовностью Шарля де Фуко.

Особое место среди них заняла сестра Клер – обаятельная, улыбчивая, с прекрасным русским языком, хотя и с французским акцентом. Она жила среди людей: помогала в доме, ухаживала за пожилыми, молилась вместе со всеми. Ее простота и теплота стали для многих символом открытого христианства – не догматического, а живого. Отец Александр принимал ее и других сестер с глубоким уважением. Он считал, что такая модель поведения – лучшее свидетельство о Христе. А между делом шутил:

– Вот они – настоящие миссионеры. Без слов, но с огнем.

Отец Александр размышлял о расколе единой Церкви, зафиксированном в 1054 году: «Представьте, что умирает отец, вырастивший многих замечательных детей, которые разъехались по всей земле. И предчувствуя близкую смерть, он посылает за ними, чтобы проститься. Дети, любящие отца, откликаются на зов и собираются у смертного одра горячо любимого родителя. И тот говорит: “Уходя, я хочу попросить вас об одной-единственной вещи. Я дал вам жизнь, вырастил, вы добились успеха. И сейчас я прошу вас: будьте вместе. Никогда не восставайте друг на друга, никогда не разъединяйтесь друг с другом, но продолжайте быть единой, любящей семьей, где бы вы ни находились”. Дети пообещали выполнить волю отца. А через несколько лет случилось так, что брат восстал на брата. Причины были разные: власть, имущество, деньги, спорные территории, неважно… Последняя заповедь отца была нарушена, но они делали вид, что ее не существовало. “Да будут все едино, как Ты, Отче, во мне и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино”, – молился Иисус Христос Небесному Отцу незадолго до ареста. Но христиане забыли об этой заповеди, как забыли те сыновья, давшие обещание над умирающим отцом, разделились и стали враждовать друг с другом. Вот что произошло в Церкви. Вот что ослабляет и подрывает ее силы все это время».

* * *

Изменения жизни коснулись и форм служения, проповеди – само время предоставляло отцу Александру новый опыт и новые возможности.

Телевизионная передача называлась «Вечные вопросы». Она шла поздно вечером, и люди, привыкшие к сухим репортажам и казенным формулировкам, вдруг увидели на экране священника в рясе, с бородой и посмотрели ему в светлые спокойные глаза, в которых был виден и внутренний огонь, и готовность протянуть руку. Это было первое выступление православного священника на советском телевидении.

Он говорил о жизни, добре и зле, о высшем смысле и о том, как быть человеком в мире, который рушится. Говорил на всегда волнующие темы – о том, что такое счастье; почему мы живем в спешке и суете, почему так трудно прощать. Это выступление произвело эффект разорвавшейся бомбы.

В тот вечер телефоны студии не умолкали. А через некоторое время к нему в храм стали приходить десятки новых лиц. Они видели его по телевизору. И захотели услышать – живого.

Но с популярностью на отца Александра упали и новые тени. «Негоже священнику на телевидении появляться!» – роптали в среде «охранительного» духовенства. «Поп-звезда», – иронизировали завистники в рясах. Некоторые епархиальные бюрократы жаловались в патриархию: мол, батюшка слишком высовывается, слишком либерален, слишком много вокруг него шума.

Надо заметить, что Извил внимательно наблюдал за всем происходящим. Он, конечно, смотрел эту передачу и добавил в свое досье: «Объект продолжает развивать публичную активность. Контроль невозможен. Влияние – колоссальное. Прямая атака – исключена. Оставить под наблюдением. Ожидать ошибки». В общем-то, тут не было ничего нового, и ярость Извила только нарастала.

Отец Александр не ошибался. Он по-прежнему делал свое дело.

Он произносил проповеди – и церковные люди слушали. Он выступал перед светской аудиторией – и люди тоже слушали.

Теперь он наконец-то работал открыто. Отец Александр не был политиком, но смотрел гораздо дальше политиков и видел то, что им было недоступно. Он очень точно оценивал социальную ситуацию. Его анализ был кратким, исчерпывающим и безошибочным. Все его предсказания сбывались. Христианский взгляд на мир позволял ему рассматривать земную жизнь как мистерию, как грандиозную битву добра и зла. Он, как никто, осознавал глубокое извращение человеческой