Интеллектуалы древней Руси. Зарождение соблазна русского мессианизма - Игорь Николаевич Данилевский

Не прекратилось со временем и стремление отыскать временны́е закономерности в развитии человеческого общества. Одни ищут их в циклах солнечной активности (Александр Леонидович Чижевский (1897–1964) и его последователи), другие — в периодичности подъемов и спадов мировой экономики («Циклы Кондратьева»), третьи — в фазах этногенеза (теория пассионарности Льва Николаевича Гумилева (1912–1992))… В какой-то степени предтечей всех подобных попыток можно считать Кирика Новгородца.

Так что мысли, изложенные в «Учении имже ведати человеку числа всех лет», получили продолжение и развитие — вплоть до наших дней. Поэтому, несмотря на целый ряд нерешенных проблем, связанных с пониманием труда новгородца XII века, есть все основания считать Кирика одним из выдающихся интеллектуалов древней Руси.

Даниил Заточник

Одним из блестящих — и в то же время загадочных — произведений интеллектуальной мысли древней Руси является «Слово» и/или «Моление» Даниила Заточника. Оно, по словам Д. С. Лихачева, относится к «памятникам, стоявшим вне жанровых систем XI–XIII вв.». Текст его дошел до наших дней в четырнадцати списках XV–XVII веков, ни один из которых не повторяет другие полностью. Их сопоставление, к сожалению, не позволяет выявить первоначальный текст и установить последовательность его переработки. В классической публикации Николая Николаевича Зарубина (1893–1942) было предложено разделить все известные тексты, приписываемые Даниилу, на два произведения: «Слово» и «Моление». До сих пор среди исследователей продолжаются споры о том, какое из этих произведений было написано раньше, а какое — появилось в результате изменения первоначального варианта.

Исходя из некоторых конкретно-исторических реалий, упоминаемых в этих произведениях, филологических особенностей изложения, представлений о том, сокращался исходный текст, или, напротив, дополнялся какими-то высказываниями и сюжетами, и других подобных признаков одни исследователи (Петр Алексеевич Бессонов, 1828–1898; Евграф Иванович Модестов; Петр Петрович Миндалев, 1876–1929, и др.) полагали и полагают, что «Слово» было создано в конце XII века, а затем, в начале XIII века, было переработано в «Моление». Другие авторы (Федор Иванович Буслаев, 1818–1897; Аркадий Иоакимович Лященко, 1871–1931; Н. К. Гудзий и др.), основываясь на таких же признаках, напротив, считали, что первоначальным вариантом было как раз «Моление», позднее переделанное в «Слово» Даниила.

Дело в том, что при переработке текстов конкретные детали «исторической действительности» стирались: одни имена князей менялись на другие, исчезали и появлялись. То же самое происходило и с топонимами. Попытки проследить, какие новые источники и в какой последовательности использовали создатели новых вариантов текста, также не увенчались успехом. Сохранение при переработке архаичных слов и грамматических форм делало спорным привлечение данных исторической лексикологии и исторической грамматики. Не позволяет в полной мере использовать для датировки текстов, приписываемых Даниилу, и их идейная направленность, «отражающая общественные веяния определенного времени» (Исаак Уриелевич Будовниц, 1897–1963).

В настоящее время принято считать, что «Слово» все-таки представляет более ранний текст по сравнению с «Молением» — при том что и то и другое произведения, созданные в XII и XIII веках, за столетия своего бытования все время изменялись. Вместе с тем основные мысли и общий тон изложения в «Слове» и «Молении» практически полностью совпадают, хотя и подвергались со временем некоторым трансформациям. Единство идей позволяет рассматривать все дошедшие до нас варианты размышлений Даниила Заточника как единое произведение, которое условно можно назвать «Посланием».

Кто такой Даниил Заточник

Далеко не все признают, что автором «Послания» был реальный человек. Так, Е. И. Модестов прямо писал: «Даниил Заточник — лицо вымышленное»: он едва ли лицо историческое и вряд ли существовал на самом деле. «Возможно, что никакого Даниила Заточника и не бывало», — вторил ему Е. Е. Голубинский.

Однако достаточных оснований для сомнения, что некий Даниил, создавший исходный текст произведения, существовал на самом деле, нет. Это, впрочем, не исключает — напротив, предполагает, — что со временем (возможно, сразу после появления первого, не дошедшего до нас оригинального «Слова») он превратился в условную фигуру. Вполне реальный Даниил со временем трансформировался в литературного персонажа и в таком качестве «прожил» несколько веков. Этот собирательный образ оказался чрезвычайно близким всем продолжателям и переделывателям автора исходного текста, превратившись едва ли не в имя нарицательное.

Кем же был реальный — а впоследствии условный — Даниил?

Скудость сведений, сообщенных о себе автором «Послания», давала простор для самых разнообразных догадок о том, кто он такой и каков был его социальный статус.

Первые исследователи произведения Даниила полагали, что он княжеский раб. К этому иногда добавляли: «сын рабыни, попавший в изгнание» (Дмитрий Власьевич Айналов, 1862–1939), «его [князя] домочадец, а не дружинник», «сын рабыни Княжеской» (Ф. И. Буслаев), «действительным рабом (отпущенным) князя или называть себя этим именем вследствие происхождения от рабыни княжеской» (Е. И. Модестов). Основанием для этого послужила неоднократно повторенная в «Молении» фраза: «я раб твой, сын рабыни твоей». От тех, кто придерживался такого мнения, ускользало, что Даниил во всех таких случаях цитирует Библию: «О, Господи! я раб Твой, я раб Твой и сын рабы Твоей» (Пс 115: 7). Эти слова, как отметил И. У. Будовниц, «не следует понимать буквально»: с их помощью автор лишь «как бы отмежевывался от спесивых вельмож, стремившихся захватить важные должности только в силу своей знатности».

Одновременно автора «Послания» — со ссылкой опять-таки на прямые упоминания Даниила — считали дворянином, домочадцем князя (Ф. И. Буслаев, И. У. Будовниц) либо членом младшей княжеской дружины (Е. И. Модестов, П. П. Миндалев). Последняя точка зрения была раскритикована И. Н. Ждановым: дружинник сосредоточился бы на отношениях князя и дружины и не стал бы писать о «других житейских вопросах: о положении чернецов, о злых женах и т. д.» — Даниил же просто беден, он «бывший слуга». Е. Е. Голубинский называл его «мудрецом и сатириком», «гением-шутом» — «печальным и потешным». Н. К. Гудзий полагал, что Даниил был боярским холопом, а Д. С. Лихачев — княжеским «милостником», который «учился у скоморохов, но сам скоморохом… не был». М. Н. Тихомиров, опираясь на многочисленные перечисления в «Послании» «производственных процессов» («варить олово», «искушать огнем золото», «олово гинеть» — уменьшается в количестве при плавке, «железо нельзя варить» и т. п.), считал, что «первый» Даниил был ремесленником.

Совершенно фантастической выглядит догадка литературоведа Василия Афанасьевича Келтуялы (1867–1942), будто автором «Послания» был молодой дворянин,

сын зажиточных родителей, очень образованный и начитанный для своего времени <…> Провинившись в чем-то пред своими родителями (вероятно, слишком отдавался чтению книг), Даниил лишился материальной поддержки с их стороны и очутился в бедственном положении. Некоторое время Даниил проводил на службе у бояр-капиталистов. Тяжесть труда и унизительное положение трудящегося у бояр вынудили Даниила покинуть службу. Ища выхода из своего положения, Даниил решился, наконец, обратиться к переяславльскому князю <…> с