Интеллектуалы древней Руси. Зарождение соблазна русского мессианизма - Игорь Николаевич Данилевский

Наконец, в-третьих, как первым авторам-редакторам удалось записать свое «Слово»? До XIV века, когда на Руси появилась бумага, единственным материалом, который мог использоваться для этого, был чрезвычайно дорогой пергамен, изготавливавшийся из телячьих кож. А ведь Даниилу должно было потребоваться порядка 20–25 листов пергамена формата Изборника 1076 года (16*12 см). Откуда у человека, который жалуется на свое бедственное положение, могла появиться возможность достать пергамен, да еще и в немалом количестве?

Удивительно, но все эти вопросы до сих пор даже не были поставлены.

Ключ к пониманию «Послания»

Независимо от того, являются ли «Слово» и «Моление» двумя редакциями или двумя самостоятельными произведениями, при всех различиях их начальные части во всех списках, как отметил выдающийся итальянский славист Риккардо Пиккио (1923–2011), «практически идентичны», после чего «текстовая согласованность внезапно кончается». Именно эти «вступительные изречения», по его мнению, определяют стилистику, интонацию последующих частей сочинения и являются «обобщающим изложением поставленной автором цели», представляют собой «тематический ключ» к произведению Даниила.

Вот как выглядит этот начальный фрагмент «Послания» в оригинале:

Вострубим, яко во златокованыя трубы, в разум ума своего и начнемъ бити в сребреныя арганы возвитие мудрости своеа. Востани слава моя, востани в псалтыри[32] и в гуслех. Востану рано, исповем ти ся. Да разверзу в притчах гаданиа моя и провещаю в языцех славу мою. Сердце бо смысленаго укрепляется в телеси его красотою и мудростию. Бысть язык мои трость книжника скорописца, и уветлива уста, аки речная быстрость. Сего ради покушахся написати всяк соуз сердца моего и разбих зле, аки древняя младенца о камень. Но боюся, господине, похулениа твоего на мя. Аз бо есмь, аки она смоковница проклятая: не имею плода покаянию; имею бо сердце, аки лице без очию; и бысть ум мои, аки нощныи вран на нырищи, забдеех; и расыпася живот мои, аки Ханаонскыи царь буестию; и покрыи мя нищета, аки Чермное море фараона. Се же бе написах, бежа от лица художества моего, аки Агарь рабыни от Сарры госпожа своея. Но видих, господине, твое добросердие к собе и притекох к обычнеи твоеи любви. Глаголеть бо в Писании: просящему у тебе даи, толкущему отверзи, да не лишен будеши Царствия Небеснаго.

На первый взгляд, этот пассаж напоминает поток сознания, комбинацию мало связанных между собой библейских цитат и косвенных отсылок к ним. При публикациях приведенного фрагмента издатели, как правило, ограничиваются буквальным переводом.

Д. С. Лихачев, например, перевел его так:

Вострубим, как в златокованые трубы, во все силы ума своего, и заиграем в серебряные органы гордости своею мудростью. Восстань, слава моя, восстань в псалтыри и в гуслях. Встану рано и расскажу тебе. Да раскрою в притчах загадки мои и возвещу в народах славу мою. Ибо сердце умного укрепляется в теле его красотою и мудростью. Был язык мой как трость книжника-скорописца, и приветливы уста мои, как быстрота речная. Того ради попытался я написать об оковах сердца моего и разбил их с ожесточением, как древние — младенцев о камень. Но боюсь, господине, осуждения твоего. Ибо я как та смоковница проклятая: не имею плода покаяния; ибо имею сердце — как лицо без глаз; и ум мой — как ночной ворон, на вершинах бодрствующий; и закончилась жизнь моя, как у ханаанских царей бесчестием; и покрыла меня нищета, как Красное море фараона. Все это написал я, спасаясь от лица бедности моей, как рабыня Агарь от Сарры, госпожи своей. Но видел, господине, твое добросердечие ко мне и прибег к всегдашней любви твоей. Ибо говорится в Писании: просящему у тебя дай, стучащему открой, да не отвергнут будешь царствия небесного; ибо написано: возложи на бога печаль свою, и тот тебя пропитает вовеки.

Конечно, всякий перевод в большей или меньшей степени отличается от оригинала. Тем не менее он дает общее представление об исходном тексте для тех, кто затрудняется читать на древнерусском языке.

Как правило, буквальный перевод издатели сопровождают глухими ссылками на цитируемые библейские тексты или крайне лаконично пересказывают соответствующие сюжеты. Ничего не дают для уяснения смысла процитированных Даниилом библейских фрагментов и пояснения значений упомянутых там предметов: «Арганы — здесь, вероятно, бубны»; «Трость (отточенный кусок тростника) — один из инструментов для письма в древности» и т. п. Это никак не способствует восстановлению связей между приводимыми Даниилом цитатами и намеками и, как следствие, не делает весь приведенный фрагмент более понятным.

Общая характеристика данного текста, как правило, опирается на интуицию, «здравый смысл» исследователя.

Д. В. Айналов, скажем, полагал, что этот «пестрый набор сентенций» объяснялся тем, что Даниил «раскрывает Псалтырь и гадает по ней».

Д. С. Лихачев видел здесь пародию на цитаты из Священного Писания. Автор «Послания» якобы придавал библейским фрагментам «шутливый оттенок», систематически заменяя в них слово «Господь» на «господин», с помощью чего «выпрашивал у князя материальной помощи». В этом был не только «заключен элемент комичности», но и «самая природа стиля „Моления“».

Р. Пиккио предложил следующее истолкование приведенного фрагмента: «Из-за того, что Даниил пытается писать, „открывая все лабиринты сердца“, он опасается проклятия своего повелителя. Очевидно, он чувствует, что его главный грех — это отсутствие смирения и послушания». Свой вывод исследователь основывал на следующих словах Даниила: «Аз бо есмь аки она смоковница проклятая: не имею плода покаянию»; «Имею бо сердце аки лице без очию»; «И бысть ум мои аки нощныи вран на нырищи»; «Расыпася живот мои, аки Ханаонскыи царь буестию»; «И покры мя нищета, аки Чермное море фараона». «Этими словами, — полагал Р. Пиккио, — Даниил осуждает свои грехи и раскаивается, признавая свою вину».

Лидия Викторовна Соколова, подготовившая одну из последних публикаций «Слова» Даниила Заточника, предложила свое понимание этого же отрывка:

Даниил, используя образность Псалтири, сообщает о своем решении обратиться к князю, пользуясь, словно дорогими музыкальными инструментами, своим разумом, своей мудростью <…> Автор выражает стремление возродить свою былую славу песнетворца, исполняющего песни под аккомпанемент музыкального инструмента. С просьбой помочь ему в этом и обращается Даниил к князю <…> Это — основная мысль и цель его сочинения <…> Это исповедь автора <…> в которой в иносказательной форме <…> автор выскажет то, что мучает его, свои мысли, думы <…> и возвестит о своем таланте, составляющем его славу <…> Последняя фраза <…> это объяснение того, с какой целью пишет Даниил свое послание <…>: «смысленый» Даниил надеется помочь себе мудростью и красотой своего послания.

Остается лишь догадываться, каким образом князь мог помочь возродить Даниилу «былую