Интеллектуалы древней Руси. Зарождение соблазна русского мессианизма - Игорь Николаевич Данилевский

трудной ситуации, в которой я оказался из-за собственных лени и неверия. Облегчи мою участь во дни бедствия, когда беззаконие путей моих окружает меня. (2) Я в отчаянном положении и погибну без твоей помощи. Избави меня от бед, свалившихся на меня — и я буду прославлять тебя, (3) ибо только ты можешь дать мне надежду. Услышь меня! (4) Ты наделен красотой, силой, добротой, кротостью и справедливостью. Ты прекраснее всех сынов человеческих, и благословил тебя Бог навеки. (5) И потому в тяжелые времена мне позволяет выстоять только вера и надежда на тебя, ибо сила твоя безгранична, а власть — непоколебима. Ты — единственный спаситель праведных. И я славлю тебя. (6) Беды и несчастья научили меня возлагать все надежды только на тебя. Лишь от тебя жду спасения, (7) избавившись от собственных пороков и страстей. Прости мне все мои прегрешения — вольные и невольные. (8) Но боюсь, что и теперь ты осуждаешь меня, (9) хотя я полностью раскаялся. Приюти меня хотя бы на год, и, если я не оправдаю твоего доверия, — изгони. (10) Хотя ты, несмотря на мое раскаяние, продолжаешь смотреть на меня как на грешника, (11) в дни скорби моей услышь мольбу мою! Я ем пепел, как хлеб, и питье мое растворяю слезами, от гнева твоего и негодования твоего, ибо ты вознес меня и низверг меня (12) за мои дерзость и непослушание, отчего жизнь моя разрушилась. (13) За нарушенное мною обещание я впал в нищету. (14) Обращаюсь к тебе, обещая делать все возможное, чтобы бежать от нищенского положения, в котором оказался из-за собственного лукавства, и как раб готов покориться твоей воле. (15) Помня твою доброту ко мне, прибегаю к обычной твоей милости — ибо, как говорится в Писании, «просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Надеюсь, что мое обещание впредь исполнять твою волю будет залогом моего возвращения к тебе.

Конечно, такой «внутренний монолог» Даниила — лишь один из возможных вариантов его реконструкции. Некоторые ассоциации с библейскими текстами могут вызвать возражения и подвергнуться корректировке, ведь, как отмечал М. Х. Абрамс, «каждый автор накладывает свой собственный отпечаток на внутренние монологи, которые приписываются персонажам повествования». Тем не менее только поиск «памяти контекста» цитат и аллюзий позволяет сократить культурно-историческую дистанцию, разделяющую автора древнерусского текста и современного исследователя, и максимально точно уловить смысл текста Даниила.

Полученный нами результат мало напоминает пародию или скоморошество (Д. С. Лихачев), пустое «литературное упражнение» (В. М. Истрин), «сатирическую выходку»[39] (Ф. И. Буслаев) или произведение «шаловливое» (Е. Е. Голубинский), «в роде веселом и забавном» (С. П. Шевырев). Впрочем, не похоже это и на «похвалы князю, отличавшиеся искренностью и независимостью» (как полагал известный историк русской литературы Орест Федорович Миллер, 1833–1889) или на «поучение для князя» (как считал Е. И. Модестов). Не слышно здесь ни «горькой насмешки», ни «сатирического озлобления», как это представлялось российскому историку Афанасию Прокопьевичу Щапову (1831–1876). Это не «шутливое самоунижение», как казалось Д. С. Лихачеву, а, скорее, «плачущий смех», по словам С. П. Шевырева.

Перед нами униженная мольба вернуть утраченное по собственной вине расположение князя, проникнутая лестью и смирением. И именно в этом ключе, судя по всему, следует воспринимать все прочие рассуждения Даниила.

Счастье Даниила Заточника

Текст «Послания» достаточно сложен по своей структуре и — самое главное — по смыслу. Тем не менее даже буквальное его прочтение дает довольно ясную картину того, что автор оценивает свое нынешнее положение как бедственное: к нему пришли бедность и нужда — «как разбойник». Из-за конфликта с князем, в котором Даниил сам был повинен и в котором теперь раскаивается, он был изгнан и теперь вынужден скитаться из дома в дом в «земле чужой».

Даниил довольно четко описывает, что именно в своей жизни считает несчастьем: прежде всего, это то, что характеризуется словом нищета («вопию к тобе, одержим нищетою», «княже мои, господине! избави мя от нищеты сея», «лепше смерть, ниже продолжен живот в нищети»). О том, что он имеет в виду, можно догадываться на основании образов, которыми оперирует автор:

егда веселишися многими брашны, а мене помяни, сух хлеб ядуща; или пиеши слаткое питие, а мене помяни, теплу воду пиюще, праха нападша от места незаветрена; егда ляжеши на мягкых постелях под собольими одеялы, а мене помяни, под единым платом лежаща и зимою умирающа, и каплями дождевыми яко стрелами сердце пронизающе.

Несмотря на то что это прямая цитата из Изборника 1076 года, судя по всему, она вполне соответствует реальному положению Даниила.

Следствием и составной частью нищеты является то, что наш автор-персонаж вынужден терпеть многие обиды: «аз бо есмь, княже господине, аки трава блещена, растяще на застении, на нюже ни солнце сиаеть, ни дождь идет; тако и аз всеми обидим есмь», «аз бо есмь, княже, аки древо при пути: мнозии бо посекають его и на огнь мечють: тако и аз всем обидим есмь». Наибольшие нравственные страдания доставляют ему обиды, исходящие от близких людей:

Друзи же мои и ближнии мои и тии отвргошася мене, зане не поставих пред ними трепезы многоразличных брашен. Мнози бо дружатся со мною, погнетающе руку со мною в солило, а при напасти аки врази обретаются и паки помагающе подразити нози мои; очима бо плачются со мною, а сердцем смеют ми ся.

Из чего следовал горький вывод: «тем же не ими другу веры, ни надеися на брата».

Источник всех этих несчастий, по мнению Даниила, один — отсутствие княжеской грозы: «зане оградим есмь страхом грозы твоеа, аки оградом твердым». Обычно это слово переводится как гнев. Однако, учитывая постоянное использование Даниилом библейской фразеологии, здесь вполне можно увидеть ссылку на Притчи, где поясняется: «Гроза царя — как бы рев льва: кто раздражает его, тот грешит против самого себя» (Притч 20: 2). «Гроза», направленная против тех, кто сегодня обижает Даниила, — главная милость, которую может оказать князь нашему нищему. Тот ее, видимо, по своей вине лишился и теперь хочет получить вновь: «помилуй мя, сыне великаго царя Владимера, да не восплачюся рыдая, аки Адам рая[40]; пусти тучю на землю художества моего».

***

Остро переживая свое нынешнее бедственное положение, Даниил формулирует основные возможные «стратегические» сценарии своей будущей счастливой жизни. Их оказывается не так уж много, поначалу всего два: 1) служба у князя; 2) счастливая женитьба «у богата тестя» — «а тут пей и ешь». Чуть позже, в первой половине XIII века, к ним добавляются еще два: 3) уход в монастырь и, наконец, 4) служба у боярина. Из этого, кстати, следует, что Даниил не женат, он не монах и не служит у