Киргизские народные сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

А караванщики, так и не решив, кто станет хозяином девушки, сговорились пойти с ней к хану, чтобы он рассудил их. Девушка рассказала хану, как её выкупил юноша и как бросили его в реку караванщики. Из рассказа девушки хан узнал в юноше своего младшего брата. Приказал он казнить двух джигитов-обманщиков, которые якобы избавили город от дракона, разогнал караванщиков, а младшего брата велел разыскать и отдать ему в жёны девушку-красавицу.

ЩЕДРЫЙ МАЛЬЧИК

В давние времена жил один хан. И вот однажды решил он испытать своих визирей: — Визири мои, — сказал хан, — ответьте мне, кто щедрее: тот, у кого много скота, или бедный дехканин?

— Только богатый человек, у кого есть тучные стада, — ответили визири, — может быть щедрым, а что возьмёшь с голодранца?

Запомнился хану тот разговор, и решил он испытать делом своих слуг. Переодевшись нищим, пришёл хан к первому визирю.

— Эй, пошёл вон, оборванец! — закричал тот.

Запричитал «нищий»:

— Помогите, байке! Три дня крохи во рту не было.

— Эй, слуги, бросьте ему кости, которые остались от вчерашнего ужина, И благослови тебя аллах,…

Вышел от своего визиря хан, горько усмехнулся. Пошёл ко второму.

— Эй, слуги, — кричит второй визирь, — дайте этому оборванцу кусок чёрствой лепёшки, и пусть убирается восвояси…

Пошёл хан к третьему визирю. А тот вообще разговаривать с ним не стал и велел слугам вытолкать его в шею…

Идёт хан пыльной дорогой и видит: стоит среди поля покосившаяся юрта, а около жалкого очага хлопочет старуха в рваной одежде, мальчик-подросток бросает в огонь охапки соломы.

Солнце зашло за горы, подул свежий ветерок.

— Куда путь держишь, человек? — спросила старуха.

— Я нищий. Ищу место для ночлега…

— Аке, заходите в юрту, — пригласил мальчик.

— Оставайся у нас, — говорит старуха.

— Апа, зарежем барана, угостим нищего? — говорит мальчик.

— А что, у вас много баранов? — удивляется гость.

— Я пас стадо одного бая, и за это дал он мне пять баранов. Матушка даже спать не ложилась, глядя на них и радуясь нашему богатству.

— Спасибо, мальчик, — поблагодарил нищий. — Жаль, что я ем только баранье сердце, а мяса терпеть не могу. Одним сердцем сыт не будешь, придётся голодным спать ложиться.

— Апа, — обратился к матери мальчик, — гость ест только баранье сердце. Одним сердцем его не накормишь, придётся зарезать всех баранов, пусть бедняга наестся досыта, а мясо сами съедим или продадим на базаре.

— Будь по-твоему, сынок, — согласилась женщина. — Не ложиться же гостю спать голодным…,

Зарезали они всех баранов, старуха сварила пять бараньих сердец и подала гостю. Съел гость одно сердце и говорит:

— Не могу я есть вдоволь, душа болит за голодных детей. С вашего согласия отнесу я оставшиеся сердца своим детям и поем вместе с ними.

— Как хотите, аке, только были бы вы довольны, — отвечают мать с сыном.

Хан ночью тайком вернулся домой и спрятал в сундук бараньи сердца, которые отдали ему мальчик с матерью. Туда же положил кусок сухой лепёшки и кости, которыми «угостили» его визири. А на следующий день пригласил к себе в гости своих визирей и бедного мальчика.

Приехали гости.

— Ну что ж, мои визири, ответьте ещё раз, кто щедрее: тот, у кого тучные стада, или бедный дехканин?

— О, наш повелитель, — отвечают визири, — щедрость — в богатстве.

— А у вас есть богатство? — спрашивает хан.

— Нашего богатства хватит нам самим и нашим детям, — опустили глаза визири.

Хан в гневе открыл сундук:

— Тогда посмотрите на свою щедрость: чёрствой лепёшкой и костями от вчерашнего тоя одарили вы меня, переодетого нищим. А вот этот джигит последних баранов не пожалел, чтобы накормить своего гостя. Доброта не в богатстве, а в душе человеческой.

Так сказал хан, прогнал своих визирей и взял к себе на службу доброго джигита.

ЩЕДРОСТИ ГРАНИЦ НЕ БЫВАЕТ

Давным-давно жил-был хан. Однажды крепко задумался он о своём житье-бытье и, не найдя ответа думам своим, решил посоветоваться с людьми. Оседлал он своего коня, выехал на базарную площадь. Сбежался народ. Хан и говорит:

— Отец мой, дед, прадед, прапрадед, его отец и дед отца прапрадеда сидели до меня на ханском престоле. Много историй про них знаете вы от своих родителей. Из поколения в поколение переходят слухи об их правлении. Скажите, были ли среди них плохие правители? А может быть, есть среди них и хорошие? И ещё. Какой я сам? Я хочу знать правду. Клянусь престолом, сказавший правду, какой бы она ни была, получит награду.

Люди молчали, опустив головы, и осторожно переглядывались. Тогда хан снова повторил свою просьбу и поклялся самой страшной клятвой, что сказавшему правду ничего плохого он не причинит. Тогда из толпы вышел девяностолетний старик и, глядя хану в глаза, произнёс:

— Будь прокляты твои предки! Ни одного из них нельзя назвать достойным правителем. Они только назывались ханами, а в доме своём из-за куска мяса ругались с детьми и домочадцами. Такими твоих предков я видел своими глазами, а трое последних и того были хуже. Ну, а если речь о тебе, то, по правде говоря, хуже тебя ещё не было никого в твоём роду. Сидишь под каблуком своей жены и боишься двинуться без её позволения. А как живёт твой народ — тебе и дела нет. Бедняку не поможешь, о погибшем не заплачешь, споры не рассудишь — занят только собой, ищешь только веселья для себя. Так что, не знаешь ты ни своего народа, ни ханства своего. Ну, скажи сам, какой же ты хан?

Зашумел народ, всколыхнулся базар, правильно, мол, сказал старик, справедливо. Хан покраснел, смутился, растерялся совсем от таких речей. Потом сказал с трудом:

— Так что же вы от меня хотите? Что мне сделать, чтобы быть достойным ханом?

Тогда встал перед ханом невзрачный старичок в изодранном чапане и повёл такую речь:

— Господин мой, посмотри на меня, вряд ли найдётся ещё такой бедолага. Вот, — он распахнул полы чапана, показывая, что нет на нём рубашки, — и зимой, и летом я в этом единственном чапане. Разве это хорошо? Был у нас со старухой единственный сын, так и ой умер три года назад. Невестка же ушла к своим родственникам. Нет у нас ни скота никакого, ни хозяйства стоящего. Ставлю я силки на куропаток, тем и кормимся. А бывает, в сети ничего не попадёт — так