Киргизские народные сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

голодаем. Еле концы с концами сводим, а тут как понаедут твои джигиты и требуют подати да налоги. Наверное, казна твоя переполнена народным добром. Я потому так тебе говорю, что все видят и знают, что ты у всех добро в свою казну забираешь, но никто ещё не видел и не слышал, чтобы казна твоя открылась хоть раз… — Старичок оглянулся на людей, которые одобрительно зашумели, поддерживая его, и, ободрённый, продолжал: — Ну, а если тебя совесть замучила, то вот мой совет. Открой ворота своей казны: голодных — накорми, раздетых — одень, пусть не будет нуждающихся в твоём ханстве!

Молча ждали люди, что же ответит хан. А тот, словно побежденный справедливыми словами, сказал, подняв руку в знак верности своих слов:

— Я обещаю, начиная со следующего базарного дня, открыть свою казну! И отныне так будет каждую педелю. Семь дверей моей сокровищницы открыты для бедняков и нуждающихся. Кому нужно золото — заходи в одну дверь, кому одежда — в другую. Только вошедший в одну дверь пусть не заходит в другую. Таков мой уговор. И так будет отныне и всегда! Узнай, народ, мою щедрость!

Сказав это, хан вернулся к себе домой. А бедный люд обрадовался, что, наконец, получат помощь нуждающиеся; но были, конечно, и недоверчивые, которые говорили, мол, поживём, увидим. Но когда хан, созвав мастеров и строителей, приказал построить на базарной площади новую казну с семью дверями, а потом перевёз туда всё своё золото и серебро, и одежды, и другие различные товары — поверили ханскому слову и неверящие.

И вот в базарный день открылась впервые ханская казна. Народу собралось видимо-невидимо. Семь длинных очередей выстроились спозаранку; до захода солнца нескончаемо шёл народ, и каждый брал всё, что хотел. И только к глубокой ночи, наконец, поредела очередь, а хан, видя такое дело, покачал головой и подумал: «Эге, если так будет продолжаться и дальше, то в скором времени от моей казны ничего не останется!»

И, подумав так, приказал:

— Пусть казной пользуются только те, кто действительно нуждается в помощи, кому нужно поднять своё хозяйство!

И после этого стала уменьшаться очередь от недели к неделе, а довольный хан приказал сделать помост на базарной площади около казны, застелить коврами, чтобы мог он сидеть там, пить чай и наслаждаться своей щедростью.

И вот в один из дней сидит хан, пьёт чай и видит, как один человек, достигший старости, заходит в одну из дверей казны, берёт там золото, сколько ему надо, потом заходит во вторую дверь и берёт столько же денег, потом в третью — словом, побывал в каждом из семи помещений и взял всё, что было ему нужно.

Удивился такой ненасытности хан, возмутился и послал джигита, чтобы тот привёл для объяснения этого человека.

— Ну и жаден же ты, — сказал ему хан. — Я вижу, ты действительно очень беден. Вон и чапан на тебе изорван донельзя, и рубашки нательной даже нету, и худой от голода, да и вид у тебя довольно невзрачный, но разве это повод, чтобы потерять меру? Этак тебе и камней в горах не хватит. Имей же совесть!

— Уж не заболел ли ты, мой хан? — отвечал старик. — Ты же сам всё это затеял, чтобы показать свою щедрость! А что это за щедрость, если нуждающийся может войти только в одну дверь и взять лишь один золотой рубль? Это ведь твой приказ?

— Так, — согласился хан. — И это, право, совсем не мало!

— Э-э, мой хан, одного золотого мне не хватит даже новый чапан себе купить, не говоря уже о рубахе, сапогах и прочем. Этот золотой я сейчас же истрачу, ибо каждому известно, что малых денег в руках не удержать. Потому я и зашёл в семь дверей и взял только семь рублей. А тебе, с жадных глаз, показалось, что я набрал видимо-невидимо! Но и это тебе не в радость, потому возращаю твоё добро!

И, бросив к ногам хана золото, старик пошёл восвояси. Хан от изумления потерял дар речи, а когда пришёл в себя, приказал немедленно догнать старика.

— Ты что такой обидчивый? — упрекнул его хан. — Уходишь, не выслушав ответа, и вообще?

— А что толку? — спросил старик. — Вот, если хочешь, я тебе всю правду скажу?

— Очень прошу тебя, — сказал хан.

— Так вот, — начал старик. — Знай, что справедливость не имеет дна, а щедрость — бесконечна, По сравнению с настоящей щедростью твоя щедрость меньше мизинца. Есть на свете огромное море. На другом берегу его живёт царь со своей единственной дочерью. Тридцать дней правит царством он сам, тридцать дней — его дочь. И вот, если ты явишься и скажешь, что пришёл в такую даль, преодолев все невзгоды и трудности пути, они тебе не то, что золото — голову свою отдадут. Вот это и есть настоящая щедрость. А ты здесь раздаёшь по одной денежке, и радуешься сам себе. Нет, не возьму я ничего от тебя. Хватит с меня и моей рваной шубы и верёвки вместо пояса. Будь здоров, хан! — и ушёл старик, не оборачиваясь.

А хан задумался глубоко над его словами и не заметил, как наступил вечер. Очнувшись, приказал закрыть казну и прекратить раздачу денег. Вернулся он домой и поручил все дела ханства своему визирю, а наутро, собравшись, выехал в поисках Моря, что Посреди Земли.

Много месяцев скакал он верхом. Достигнув моря, продал коня, чтобы заплатить за проезд на корабле. Сойдя на берег, много дней шёл пешком, пока не достиг наконец города, которым правили столь далеко прославленный царь и его дочь. Одежда хана поизносилась, рубашка истлела, сапоги были разбиты: усталый и измождённый дорогой хан выглядел как последний босяк и бродяга. Но, несмотря на это, он направился прямиком во дворец и сказал:

— Мне нужен царь и его дочь!

Вежливые джигиты проводили его в богато убранную комнату, умыли, накормили, одели в хорошую одежду. И всё это с предупреждающей вежливостью и почтением. А потом ввели его в зал, где на золотом троне сидела изумительной красоты девушка и вершила государственные дела. Увидя гостя, она извинилась перед своими визирями и обратилась к хану журчащим, как хрустальный ручеёк, голосом:

— Мы слушаем вас, дорогой визирь, расскажите, что привело вас сюда?

И хан начал рассказывать свою историю о том, как он по пути голодал, терпел невзгоды от жары и холода, изнемогал от жажды и усталости, спасался от хищных зверей и разных стихийных бедствий, и о том, как, услыхав о ней, потерял