Убийство Кирова. Смертельная тайна сталинской эпохи - Гровер Ферр

и Лено никак не может доказать, что она когда-нибудь существовала, тем более, что в ней было написано и каким числом она была датирована, если она вообще была датирована; и уж менее всего, если на ней и стояла такая дата, то кто ее проставил. Именно таким образом я объясняю настойчивость Лено в ссылках на этот «призрачный» документ.

12 декабря Звездов подробно обрисовал членов как московского, так и ленинградского центров, включая Николаева в последнем (Л 310–311). Прежде чем представить протокол этого важного допроса Лено заявляет:

Как мы видели, Сталин, Ягода и/или Ежов были настоящими создателями обоих «центров». Звездов действовал по их сценарию (Л 309).

Лено переходит к рассуждениям по поводу того, почему Звездов и другие признались бы в существовании центров. Он рассуждает об «обещаниях смягчения приговора», «физических надругательствах», «пытках» и даже цитирует роман Артура Кестлера 1940 г. «Слепящая тьма» в пользу так называемого «эффекта Ру-башова», т. е. принуждения к лживым показаниям «во имя высших интересов партии».

Теперь мы понимаем, что это заявление Лено фальшиво. «Мы» не «видели» ничего подобного. Наоборот: у Лено нет совершенно никаких свидетельств того, что Сталин и иже с ним выдумали идею центров или написали «сценарий» чьих-то признаний. Мы напомним, что пишет Лено:

Какой бы ни была дата записки, приблизительно к 10 декабря Ежов в своей записной книжке уже набрасывал в общих чертах связи между двумя «центрами.

«Около 10 декабря» могло легко быть днем или двумя позднее – Лено не дает свидетельств в подтверждение даты 10 декабря. Но даже к 10 декабря следователи имели множество оснований для утверждений о существовании московского центра, связанного с ленинградским центром.

7. Лено не приводит абсолютно никаких доказательств в отношении следующего заявления:

Похоже, решение о структуре «ленинградский центр – московский центр» с Зиновьевым и Каменевым во главе всей организации было принято на собрании 8 декабря в кабинете Сталина в присутствии Ягоды, Агранова и Ежова или же днем-двумя ранее.

Утверждение «похоже» требует каких-то доказательств и оснований для его подтверждения. У Лено нет ни того, ни другого. Его голословное утверждение, что Сталин и иже с ним «создали» концепцию двух центров – гипотеза. Как и все гипотезы, это утверждение должно подкрепляться доказательствами, иначе оно рухнет само собой. Нет нужды опровергать утверждение, которые не подкрепляются доказательствами, а у Лено нет доказательств в его поддержку.

Свидетельства, приведенные выше, показывают, что для следователей НКВД было логично и естественно сформировать собственную гипотезу о двух центрах подпольной деятельности зиновьевцев. Она получила подтверждение в последующих допросах Звездова, Толмазова (Л 316–318), Котолынова и других. Мы рассмотрим допрос Котолынова 12 декабря в главе о документах, которые игнорирует Лено.

Почему Лено настаивает на том, что Сталин и его следователи придумали «структуру» ленинградского и московского центров? Возможно, потому что в известном смысле вся общая тенденция или «антисталинская» парадигма внутренней политики СССР в 1930-е годы зависит от посылки/допущения, что Николаев не был участником заговора, а был «убийцей-одиночкой». Лено осознает этот момент так же, как и Хрущев и его сторонники, что вытекает из следующего отрывка:

Если официальные обвинения в первых двух процессах – что бывшие сторонники Зиновьева затеяли заговор, чтобы убить Кирова, – были полностью фальшивы, тогда бы рухнули официальные обвинения во всех последующих показательных процессах… Но если бы была доля правды в обвинении, что зиновьевцы устроили заговор ради убийства Кирова, тогда это сохранило бы возможность спорить и доказывать, что более поздние обвинения были также действительными, по крайней мере частично (Л 591–592).

По словам Лено, именно поэтому сторонники Хрущева, несомненно, действуя по указаниям своего шефа, придумали идею, что Николаев был «убийцей-одиночкой», который действовал в одиночку и не имел никаких связей с заговором зиновьевцев.

Лено признает, что людям Хрущева пришлось фальсифицировать факты, чтобы сделать такое утверждение:

Таким образом, Серов и Руденко… предпочли создать четкое доказательство, что Николаев не имел совершенно никакой связи с бывшими сторонниками Зиновьева, осужденными на процессе Ленинградского центра.

Кажется, Серов или его шеф уже продумали эту стратегию, чтобы опровергнуть любые связи между Николаевым и зиновьевцами, еще до «Закрытой речи». 27 января 1956 г. КГБ уничтожил основные архивные материалы по делу «Свояк», всесоюзной операции по контролю за зиновьевцами. Похоже, что «Свояк» содержал больше свидетельств, чем хотел показать Серов Молотову, либо контрреволюционных бесед среди бывших зиновьевцев и/либо связей Николаева с обвиняемыми в «ленинградском центре». Серов скрыл другие свидетельства о связях между Николаевым и бывшими зиновьевцами Котолыновым, Антоновым и Шатским. Отрывки из дневников Николаева, которые он передал комиссии Молотова в апреле 1956 г., не содержали никаких ссылок на этих людей. Но мы знаем из более поздних публикаций информации, что Николаев упоминал всех трех в своих дневниках. По-видимому, Серов опасался, что Молотов истолкует такие связи как свидетельство преступного заговора.

В то же самое время, когда комиссия Молотова рассматривала эти моменты, Руденко, Серов и сотрудники КПК уже принимали меры на основании допущения, что обвинения на показательных процессах были фальшивыми… (Л 592).

Люди Хрущева уничтожили некоторые свидетельства полностью и еще больше спрятали. Они не провели честного расследования убийства Кирова, а вместо этого исходили «из предположения, что обвинения в показательных процессах были ложными».

Та же самая тема разрабатывалась в дальнейшем в апреле 1956 г., когда Хрущев засадил за работу «комиссию Молотова»:

Члены комиссии попросили Баранова, КГБ, и КПК (Шверник) ответить на ряд вопросов, относившихся к официальной версии убийства 1934–1935 гг. Эти вопросы сводились к следующему. Был ли Николаев зиновьевцем? Каковы были его связи с зиновьевскими группами? Какой деятельностью в Ленинграде занимались зиновьевцы? Эти вопросы приписывают желанию Молотова и его сторонников защитить, по крайней мере, версию преступления 1934–1935 гг., как она была представлена на процессах московского и ленинградского «центров». Николаев был террористом-зиновьевцем, и, следовательно, его процесс, процессы Каменева и Зиновьева и, вероятно, также более поздние показательные процессы 1937–1938 гг., были оправданы (выделено мной. – Г.Ф.) (Л 578).

Тем временем люди Хрущева продвигали мнение, что Николаев был «убийцей-одиночкой»:

Употребляя протоколами допросов НКВД, прокуратуры и военного трибунала, все эти отчеты недвусмысленно опровергали аргумент, что убийство было политическим и что Николаев имел связи с действительными нынешними оппозиционерами-зиновьевцами. Процесс Николаева и «Ленинградского Центра» согласно этим докладным запискам был фальшивкой, созданной руководством НКВД в соавторстве со Сталиным. Николаев был убийцей-одиночкой, «психопатом» (Л 579).

Как правильно подчеркивает Лено, Хрущев понял, что убийство Кирова было ключевым событием последующих Московских процессов. Для того чтобы утверждать, что Сталин сфабриковал Московские процессы и то, что следовало из них, люди Хрущева должны были заявить, что Николаев не был членом зиновьевского заговора.

Мы