Ветер и Я - Мария Шаронина

— Алина Викторовна, ваш отец скоро будет здесь, могу я попросить вас пересесть в патрульную машину? — закончив разговор с отцом, капитан мягко, словно боясь спугнуть, вновь переключил все внимание на меня.

Судорожно кивнув в ответ, выползла из своего угла и, под любопытные взгляды пассажиров, двинулась к выходу.

— Не наркалыга, видать, все же, — напоследок вынес свой вердикт сопливый мужик, тихо пробубнив это себе под нос.

Оказавшись в патрульном автомобиле, просто кивнула еще двоим полицейским, которые, прежде чем оставить меня в салоне одну, снабдили из личных закромов пледом и термосом с крепким кофе.

Поджала под себя ноги, завернувшись в мягкую ткань, как в кокон, время от времени вытирая уголоком солёные дорожки.

Я жива.

Я справилась.

Я скоро буду дома…

Ветров с отцом подъехали одновременно, от чего я, не раздумывая, выбралась из своего мнимого укрытия и почти тотчас попала в крепкие объятия генерала.

— Дочка…— я никогда не слышала в голосе папы столько переживательных эмоций сразу, — ты как⁈ Скорая скоро подъедет, тебя осмотрят, а хочешь, сами в больницу съездим и…

— Я домой хочу… Пап, не нужно скорую. Отвези меня просто домой! — вцепившись в него, уткнулась лицом в родной китель, тихо всхлипывая. — К нам домой, пап, к маме! Не хочуя больше этого всего!

— Конечно, маленькая моя, куда скажешь туда и поедем, — заворковал со мной грозный генерал, совершенно наплевав на то, что свидетелями его нежности стала почти дюжина человек. — Леш, двигай за нами, дома эстафету тебе передам, — обратился к моему мужу он, уводя к своей машине.

Я так и не подняла взгляд на подполковника, хотя всеми фибрами души чувствовала исходящий от Лёши убойный коктейль сменяющих друг друга эмоций: от яростного самобичевание, что не уберег, до глухого, на грани раздражения беспокойства, что и сейчас не в его руках.

«Как будто-то и вправду любит…» — горькая мысль в моей голове зудела как назойливая муха, пока мы мчали в сторону дома.

А дальше…

Встреча с мамой вылилась в еще несколько минут крепких объятий и судорожных рыданий, но… уже с обеих сторон.

— Детка, они…тебя не тронули?

Это первое, что спросила мама, когда мы обе наконец смогли немного успокоиться.

— Не успели, — покачала головой я, услышав за спиной, как одновременно тихо выругались отец и подполковник.

— Пойдем, я там уже все для тебя приготовила, — потянула меня в сторону дома мама, но наткнулась на мой решительный взгляд, который я адресовала вовсе не ей.

— Пап, я хочу развестись.

Несколько секунд оглушительной тишины, прерывались лишь моим судорожным дыханием. На Ветрова я по прежнему не смотрела, но все же мельком, увидела то, в каком потрепанном состоянии сейчас находится пока еще мой муж: левое плечо перебинтовано вместе с прижатой к телу рукой, рассечена бровь и сбитые до крови костяшки.

— Дочка…

— Не уберег тебя, это проеб, согласен, — муж подошёл вплотную, давя тестостероном и вынуждая переключить внимание на него, — и за это, я буду себя ещё долго винить. Но обещаю, что больше не один волос с твоей головы, принцесса, никогда не упадёт.

— Все предвидеть невозможно, Алексей Михайлович, я вас за это не виню, — смотря на ватно-марлевую повязку, произнесла я, так и не подняв головы, — но жить с вами, даже по указке отца, не буду. Пап?

— Со мной разговаривай! Мне в глаза смотри! — сквозь зубы, с отчаянной злостью и горечью прошипел подполковник, мягко вздёргивая моё лицо к себе, — Где я успел тебя обидеть, м, принцесса? Что сделал не так, что ты рвёшь сейчас оба наших сердца⁈

— Легче, Лёш, не время сейчас выяснять отношения, — ответил за меня отец, так как я с головой утонула в чувствах стоящего напротив меня мужчины, — она после похищения, ты после перестрелки: вам обоим нужно отдохнуть и уже после разговоры разговаривать.

— Развода не дам, — отчеканил Ветров, отступая от меня на пару шагов, — понятия не имею, что ты себе там напридумывала, но отныне, нравится тебе это или нет, я твоя вечная тень.

— Ты…

— Виктор Александрович, Ирина Анатольевна, доброго вечера, — перебивая меня, попрощался с родителями Ветров, после чего, не задерживаясь, направился к своей машине.

— Дети, дети… Что ж у вас все через одно место то, а? — посетовал отец, ни к кому особо не обращаясь, — так, всё. Идем в дом мыться, есть и восстанавливаться.

— Идем, милая, — мама вновь потянула меня за собой, совсем как в детстве контролируя каждый мой шаг. Горячая ванна, мазь от ушибов и синяков, вкусный ужин и тепло родительских рук — так знакомо и до боли привычно, но…Недостаточно.

Мне его не хватало рядом.

Голоса, запаха, тепла и… любви!

Его любви!

— Не спишь? — тихо постучавшись, в комнату заглянула мама, — я теплого молока с мёдом принесла, в детстве это быстро тебя укладывало.

— В детстве вообще все проще было, — тихо откликнулась я, забирая стакан из ее рук, — я совсем запуталась в этой взрослой жизни.

— Да, порой на нашем жизненном пути могут появляться те самые узелки, которые и олицетворяют трудности. И есть лишь два варианта избавиться от них: отрезать или попытаться распутать, — мама мягко погладила меня по голове, взглядом показывая, что молоко скоро остынет, — не знаю, что произошло между вами с Алексеем, но, мне кажется, ты даже не попыталась распутать. Подумай над этим.

Пожелав мне спокойной ночи и забрав пустой стакан, мама ушла, оставив после себя массу информации для размышления.

Но так как, теплое молоко и вправду хорошее успокоительное, то, закрывая глаза, я решила повременить с ее переработкой и дать возможность организму восстановить потраченные за эти сумасшедшие сутки силы.

Завтра.

Я подумаю об этом завтра.

28

ВЕТРОВ

— Что ж ты, друг мой так не весел, буйну голову повесил, — как заправский сказочник прогундосил мой зам, входя в мой кабинет и с пи*дадельным видом усаживаясь напротив меня, — аль девица не простила, и к порогу не пустила?

— Серый, иди в задницу со своим фольклором, и без тебя тошно, — отбрил я этого доморощенного Пушкина, в который раз за две недели, чувствуя как сердце сжимается от беспросветной тоски.

Уже четырнадцать дней Алина