Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

Само собой, если твоя страна действительно настолько хорошо вооружена, то почему бы не позволить глупому врагу недооценить тебя? Потому что Зимняя война с Финляндией продемонстрировала слабость советских вооруженных сил не только Гитлеру, но и Сталину[5229]. Красная армия все еще пребывала в разгаре затеянного после финской войны грандиозного, длительного, противоречивого процесса перевооружения и реорганизации.

Вследствие того, что Сталин очень рано приступил к массовому выпуску вооружений в условиях стремительного технического прогресса, более 10 тысяч советских танков (Т-26 и БТ-7) к тому моменту уже устарели, в то время как более современных Т-34 (45-миллиметровая броня) и КВ (75-миллиметровая броня) было выпущено только около 1800 штук. Аналогичным образом самые передовые боевые самолеты (Як-1, МиГ-3, Пе-2) составляли лишь четверть военно-воздушных сил[5230]. Кроме того, сталинские военные приготовления носили отпечаток расправ с тысячами лояльных офицеров, особенно таких высших военачальников, как Василий Блюхер, в руку которому вложили выбитый у него глаз, прежде чем он умер под пыткой, и одаренный Михаил Тухачевский, чьей кровью были залиты все его «признания» в том, что он был немецким агентом незадолго перед тем, как Сталин подписал пакт с Гитлером[5231]. Сейчас же 85 % всех офицеров были не старше 35 лет, а доля тех, кому уже исполнилось 45, составляла около 1 %. 45-летнего возраста не достигли 620 генералов, 55-летнего — 393, и лишь 63 генерала переступили этот рубеж. Многие из них еще недавно были майорами. В Красной армии один офицер приходился на девятерых солдат по сравнению с одним на девятнадцать в Японии и одним на двадцать девять в Германии, но советский офицерский корпус разбух за счет тех, кто служил в армейском политическом аппарате. Из 659 тысяч советских офицеров лишь около половины закончили военное училище, причем каждый четвертый имел лишь минимальное военное образование (несколько курсов), а каждый восьмой вовсе не получил его[5232].

В последнее время верх все чаще брала темная сторона натуры Сталина. «Сталина нервировали и раздражали постоянные сообщения (и устные, и письменные) об ухудшении отношений с Германией», — вспоминал адмирал Кузнецов[5233]. На лице Сталина читались напряжение и даже страх, одолевавшие его до такой степени, что он порой забывал набить свою трубку табаком из папирос «Герцеговина Флор», от которого пожелтели его зубы и усы. «Он чувствовал, что надвигается угроза, — вспоминал Хрущев, партийный босс Украины, находившийся в Москве до 20 июня. — Справится ли наша страна? Справится ли наша армия?»[5234]

* * *

С мая 1941 года в Кремле по ночам запрещалось зажигать свет. Однако на 21 июня приходилось летнее солнцестояние — это был самый длинный день в году. Около 5 часов вечера Сталин приказал Александру Щербакову, партийному начальнику Москвы и Московской области, и Василию Пронину, председателю Исполкома Моссовета, чтобы все районные партийные секретари оставались на местах[5235]. В 6.27 вечера в «Уголок» явился Молотов — как всегда, первым. В 7.05 прибыли Ворошилов, Берия, Вознесенский, Маленков, Тимошенко, адмирал Кузнецов и Григорий Сафонов, молодой заместитель генерального прокурора, отвечавший за военные трибуналы на железных дорогах и на флоте. Судя по всему, темой разговора служили последние события, указывавшие на приближение войны, и вопрос о том, не являются ли они провокациями, способными вовлечь страну в нее, чего так боялся Сталин[5236]. Германия собрала силы, необходимые для нападения. По оценке Филиппа Голикова, главы советской военной разведки, из всех имевшихся у Германии примерно 285 дивизий против СССР были сосредоточены только 120–122, при том что против Англии было выставлено от 122 до 126 (предполагалось, что остальные 44–48 составляют резерв)[5237]. На самом деле к границе СССР было выдвинуто около 200 дивизий, включая 154 немецкие, всего не менее 3 миллионов солдат вермахта и полмиллиона солдат из союзных Германии стран, а также 3600 танков, 2700 самолетов, 700 тысяч полевых орудий и прочей артиллерии, 600 тысяч автомобилей и 650 тысяч лошадей. У СССР на западе имелось около 170 дивизий общей численностью до 2,7 миллиона человек, а также 10 400 танков и 9500 самолетов[5238]. Две крупнейшие армии в мировой истории выстроились лицом к лицу вдоль границы протяженностью примерно 2 тысячи миль.

Такое мощное сосредоточение советских войск свидетельствует и об осознании Сталиным серьезнейшей опасности со стороны Германии, и о его непонимании природы блицкрига. Однако лишь одна из двух огромных армий у границы была приведена в боевую готовность[5239]. Сталин дал согласие на скрытое выдвижение стратегических резервов на запад и с запозданием наконец уступил настояниям Тимошенко и Жукова, чтобы Красная армия начала мероприятия по маскировке аэродромов, танковых парков, складов и военных сооружений (которые во многих случаях требовалось перекрасить)[5240]. Но он не разрешил войскам занять боевые позиции, опасаясь, что этот ход лишь сыграет на руку германским милитаристам-авантюристам, стремящимся к войне и желающим навязать Гитлеру свою волю, так же как они действовали, когда выдвигали части вермахта за обговоренную советско-германскую линию разграничения в Польше в 1939 году. Советским самолетам было запрещено совершать полеты в пределах 6 миль от границы. Тимошенко и Жуков, прислушиваясь к предупреждениям Сталина и ощущая на себе пристальный взгляд Берии и его подручных, приняли все меры к тому, чтобы фронтовые командиры не делали провокаций и не поддавались им[5241]. Также Берия поручил Судоплатову организовать ударную группу «из числа опытных диверсантов, способных противостоять любой попытке использовать провокационные инциденты на границе как предлог для начала войны»[5242].

Советская разведка докладывала, что в полную боеготовность приведены не только германские, но и румынские, венгерские, словацкие и финские силы[5243]. Но Сталин, уже давно уступив немцам инициативу, фактически был парализован. Практически любой его шаг мог быть использован Гитлером как предлог для вторжения. 20 июня начальник порта в советской Риге, позвонив Микояну, сообщил, что все 25 находившихся там немецких судов собираются отплывать 21 июня, даже не закончив погрузки или разгрузки, и спрашивал, каким образом задержать их. Когда Микоян поспешил с этим известием в «Уголок», Сталин приказал ему отпустить немецкие суда, потому что, если они будут задержаны, Гитлер может расценить это как повод для начала войны[5244]. В то время как все германские суда спокойно ушли 21 июня, советское грузовое судно «Магнитогорск», даже не используя шифра, поспешно послало паническую радиограмму, уведомляя Балтийское морское пароходство в Ленинграде, что ему без всяких