Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант

развитие искусства в Западной Европе включало не только преемственность традиции в мастерстве и формах, стимулирование византийских и мусульманских образцов, но и неоднократный поворот художника от школы к природе, от идей к вещам, от прошлого к настоящему, от подражания образцам к самовыражению. В византийском искусстве было мрачное и статичное качество, в арабском орнаменте — хрупкая и женственная элегантность, которые никогда не могли отразить динамичную и мужественную жизненную силу возрожденного и оживленного Запада. Народы, поднимавшиеся из Темных веков к полудню XIII века, предпочитали благородную грацию женщин Джотто чопорным Теодорам византийских мозаик; и, смеясь над семитским ужасом перед изображениями, они превращали простое украшение в улыбающегося ангела Реймсского собора и золотую Деву Амьенскую. Радость жизни победила страх смерти в готическом искусстве.

Именно монахи, сохраняя классическую литературу, поддерживали и распространяли римские, греческие и восточные художественные техники. Стремясь к самодостаточности, монастыри обучали своих воспитанников как декоративным, так и практическим ремеслам. Для церкви аббатства требовалась алтарная и алтарная мебель, потир и пикса, реликварии и святыни, миссал, канделябры, возможно, мозаики, фрески и иконы, чтобы информировать и вдохновлять благочестие; все это монахи по большей части создавали своими руками; более того, сам монастырь во многих случаях был спроектирован и построен ими, как сегодня Монте-Кассино возвышается трудами бенедиктинцев. Большинство монастырей включали в себя просторные мастерские; в Шартре, например, Бернар де Тирон основал религиозный дом и собрал в нем, как нам говорят, «мастеров по дереву и железу, резчиков и ювелиров, живописцев и каменщиков… и других, искусных во всех видах хитроумной работы».1 Иллюминированные манускрипты Средневековья почти все были делом рук монахов; лучшие ткани производились монахами и монахинями; архитекторы ранних романских соборов были монахами;2 В одиннадцатом и начале двенадцатого века аббатство Клюни поставляло большинство архитекторов для Западной Европы, а также многих живописцев и скульпторов;3 А в тринадцатом веке аббатство Сен-Дени было процветающим центром разнообразных искусств. Даже цистерцианские монастыри, которые во времена бдительного Бернарда были закрыты для украшений, вскоре поддались притяжению формы и волнению цвета и начали строить аббатства, столь же богато украшенные, как Клюни или Сен-Дени. Поскольку английские соборы, как правило, были монастырскими, регулярное или монашеское духовенство продолжало доминировать в церковной архитектуре Англии до конца XIII века.

РИС. 16 — Симабуэ: Мадонна с ангелами и собор Святого Франциска в Ассизи

РИС. 17-Портрет святого Книга Келлса

РИС. 18. Роспись по стеклу, Шартрский собор XII века

РИС. 19-Розовое окно Страсбургского собора

РИС. 20 — Собор Парижской Богоматери

РИС. 21-Гаргулья Нотр-Дам, Париж

РИС. 22-Гаргулья Нотр-Дам, Париж

РИС. 23. Кафедральный собор, западный вид на Шартр

РИС. 24-«Скромность» Северный трансепт, Шартрский собор

РИС. 25- «Посещение» Северный трансепт, Шартрский собор

Но монастырь, как бы ни был прекрасен в качестве школы и убежища для духа, в силу своего уединения обречен быть хранилищем традиций, а не театром живого эксперимента; он больше подходит для сохранения, чем для создания. Только после того, как расширившиеся запросы богатеющих мирян стали питать светских художников, средневековая жизнь нашла буйное выражение в неприхотливых формах, что привело готическое искусство к полноте. Сначала в Италии, потом во Франции, а меньше всего в Англии, эмансипированные и специализирующиеся миряне двенадцатого века, объединившись в гильдии, переняли искусство у монастырских учителей и рук и построили великие соборы.

II. УКРАШЕНИЕ ЖИЗНИ

Тем не менее именно монах написал наиболее полный и показательный свод средневековых искусств и ремесел. Теофил — «любитель Бога» из монастыря Хельмерсхаузен близ Падерборна — написал около 1190 года «Schedula diversarum artium»:

Феофил, смиренный священник… обращает свои слова ко всем, кто желает практической работой своих рук и приятным размышлением о новом отбросить… леность ума и блуждание духа…. [Здесь такие люди найдут] все, чем владеет Греция в отношении разнообразных цветов и смесей; все, что Тоскана знает о работе с эмалями… все, что Аравия может показать из работ вязких, легкоплавких или чеканных; все многочисленные вазы и скульптурные геммы и слоновую кость, которые Италия украшает золотом; все, что Франция ценит в дорогом разнообразии окон; все, что прославлено в золоте, серебре, меди или железе, или в тонкой обработке дерева или камня».4

Здесь в одном абзаце мы видим другую сторону эпохи веры — мужчины и женщины, и не в последнюю очередь монахи и монахини, стремятся удовлетворить порыв к самовыражению, получают удовольствие от пропорций, гармонии и формы, стремятся сделать полезное красивым. Средневековая сцена, как бы ни была пропитана религией, — это прежде всего картина работающих мужчин и женщин. И первая и основная цель их искусства — украшение своей работы, своего тела и своего дома. Тысячи мастеров по дереву с помощью ножа, сверла, грата, стамески и полировочных материалов вырезали столы, стулья, скамьи, сундуки, шкафы, лестничные столбы, наличники, кровати, буфеты, иконы, алтари, хоры… с невероятным разнообразием форм и сюжетов в высоком или низком рельефе, и часто с озорным юмором, не признающим преград между священным и профанным. На мизерикордах можно встретить фигуры скряг, обжор, сплетников, гротескных зверей и птиц с человеческими головами. В Венеции резчики по дереву иногда делали рамы более красивые и дорогие, чем картины, в которые они были заключены. В двенадцатом веке немцы начали заниматься той замечательной деревянной скульптурой, которая в шестнадцатом станет одним из главных искусств.*

Мастера по металлу соперничали