Очерки по истории стран европейского Средиземноморья. К юбилею заслуженного профессора МГУ имени М.В. Ломоносова Владислава Павловича Смирнова - Коллектив авторов -- История

закончившийся в июле 1940 г. установлением во Франции авторитарного режима Виши во главе с маршалом Петеном, лидером французских коллаборационистов. В центре предлагаемой статьи находятся оценки современных исследователей одной из важных составляющих феномена «поражения Франции» летом 1940 г., названной в исторической научной литературе «исходом»[405].

Историки С. Бернстейн и П. Мильза в своей книге «История Франции в ХХ в.» охарактеризовали «исход» как «бегство потерявшего голову населения на юг, чтобы избежать немецкого окружения», и справедливо назвали его «еще одним аспектом [помимо факта военного поражения армии — Н. Н.] разгрома» Франции[406]. Это беспорядочное массовое бегство усугублялось расстройством железнодорожной системы, загруженностью отступавшими войсками и военной техникой дорог, страшными неконтролируемыми слухами и часто ложными новостями, наконец, все возраставшей паникой от рейдов немецких и итальянских самолетов, которые с непонятной периодичностью и жестокостью беспрепятственно расстреливали несчастных людей, не способных ни укрыться от снарядов, ни обороняться. Французский историк М. Ферро, будучи в это время подростком и участником массового бегства населения на юг, вспоминал: «Июнь 1940-го, дороги Франции … Разгром неописуем, французские армии разбиты или окружены Париж занят немцами. Министры и правительство эвакуированы и рассеяны; они измотаны и утратили последнюю надежду. Население равнодушно смотрит, как в беспорядке движется отступающая армия И все это сопровождается бешенным воем несущихся к земле „юнкер-сов“…»[407]. Так «битва за Францию» привела к «великому исходу». Эта «индивидуальная миграция» женщин, детей, стариков — пешком, на велосипедах, редко на автомобилях — стала кошмаром как для беженцев так и для тех городов, городков и деревень, которые их принимали Они, по словам Ж.-П. Азема, «превратились в одно огромное место ночевки, где скопились изнуренные, жаждущие и дезорганизованные толпы. Они были перенаселены… Например, в Лиможе насчитывалось 200 тыс. беженцев, блуждавших по его улицам»[408].

Известный английский специалист по истории Франции Э. Напп в своей последней монографии «Французы под бомбами союзников (1940–1945)», написанной на архивных материалах министерства внутренних дел и местных архивов, доказывает, что возможная эвакуация людей, сценарии которой разрабатывались осенью 1939 г. — в начале 1940 г., была плохо подготовлена, не продумана, не хватало транспорта, существовали огромные трудности с размещением людей во «внутренних департаментах» Франции. Дирекция «пассивной (гражданской) обороны» при МВД Третьей республики в январе 1940 г. предлагала сократить количество населенных пунктов, предназначенных для расселения в случае необходимости эвакуации граждан, потенциальное количество которых резко уменьшилось в правительственных документах. «Четыре месяца спустя, — отмечает английский ученый, — эти сокращенные цифры будут полностью сметены реальностью „исхода“»[409]. По свидетельству представителя региональных властных структур, префекта Марселя П. Барро, у него был «печальный [в оригинале несчастный — Н. Н.] опыт» проведения эвакуации эльзасцев в сентябре 1939 г. в центральные департаменты Франции: «размещение людей стало настоящей катастрофой. Понадобилось много месяцев, чтобы исправить эту ситуацию»[410]. Другой префект — департамента Сены — Р. Биффе, в преддверии освобождения Франции в 1944 г., утверждал, что при массовой эвакуации «надо любой ценой избегать анархии мая — июня 1940 г.». Для населения, пережившего летнее поражение французской армии, «исход стал синонимом хаоса, всевозможных опасностей, разделенных семей и разграбленных домов»[411]. На основе изученных свидетельств и официальных распоряжений правительственных структур Э. Напп делает справедливый вывод о том, что осуществление плана генеральной эвакуации, подготовленного в 1939 г., привело с наступлением драматических событий лета 1940 г. к «фатальным последствиям», а главными его недостатками являлись «нехватка транспортных средств», неразработанность «возможностей снабжения продовольствием и расселения людей»[412].

С известной долей критики описывает действия кабинетов Третьей республики в вопросе об эвакуации гражданского населения и А. Сови, известный французский экономист, демограф, социолог, лично знакомый с многими действующими лицами событий Франции военной эпохи. В своей книге воспоминаний «От Поля Рейно до Шарля де Голля»[413] он указывает на то, что в ходе стремительного наступления нацистских войск правительство «не сумело понять достаточно ясно ситуацию … предписало эвакуацию государственных служащих в частности, преподавателей, что в значительной мере ускорило „исход“. Где оно надеялось поселить всех этих людей? В каких условиях? Никто об этом не подумал. Складывалось впечатление, что Франция обладает десятками тысяч дополнительных километров территории»[414] А. Сови подчеркивает, что в сложившейся социально-экономической обстановке, когда гражданское население бежало на юг, оставляя за собой промышленно и сельскохозяйственно развитые департаменты, оккупированные Вермахтом, в стране мог возникнуть настоящий голод Но, несмотря на серьезный ущерб, нанесенный экономике, «голодной катастрофы» не произошло: немецкие власти разрешили и даже облегчили возвращение беженцев в оккупационную северную зону, «более богатую продовольствием», и постепенно «один за другим французы стали возвращаться в свои жилища, после всех пережитых ими тяжелых и бесполезных страданий и жестоких потерь»[415].

* * *

Массовое бегство людей началось еще в мае 1940 г.: его «спусковой механизм был приведен в действие бельгийцами, перебиравшимися в соседние с ними французские департаменты»; «исход» нарастал новыми волнами беженцев, которые увеличивались по мере получения известий об отступлениях французских армий, особенно после их разгрома на Сомме и решения правительства Рейно оставить Париж, объявив его «открытым городом» (11 июня). Узнав об отъезде из столицы правительства, парижане стали массово покидать свои дома, присоединяясь к беженцам из северных и восточных областей Франции. По свидетельству Р. Ремона, «в одном Парижском районе насчитывают 2 миллиона тех, кто уехал до прихода немцев»[416]. Французский историк-коммунист Ж. Виллар также указывает на «великое множество людей и машин», сквозь которые пробивался «правительственный кортеж»: президент Республики, председатели обеих палат, глава правительства и министры, главнокомандующий и его ставка — все мчались на юг[417]. Самый крупный отечественный специалист по истории Франции в годы Второй мировой войны В. П. Смирнов отмечает: «по самым осторожным подсчетам, не менее 10 млн. человек, четвертая часть всего французского населения, бродили по дорогам»[418]. В другой своей книге «Две войны — одна победа» (2015) он также описывает ужас людей, которые «с детьми и пожитками … хлынули на дороги, смешались с войсками, мешая их продвижению. Немецкие самолеты забрасывали эти беспорядочно бегущие толпы бомбами, расстреливали из пулеметов»[419]. Э. Напп в своем исследовании приводит данные о количестве бомбардировок и жертв среди местного гражданского населения: более 3 тыс. 200 французов погибло на дорогах Франции от налетов немецкой авиации в ходе панического массового бегства людей и правительственной неразберихи[420]. Современные ученые дают по-прежнему впечатляющие цифры участников «исхода»: «ошеломляющая по численности миграция — 8 млн. человек»[421] (Ж.-П. Азема); «5–6, может быть, 8 млн. людей, бросивших свое жилье и не знавших, куда идти»[422] (Р. Ремон).

Все исследователи этого феномена — «исхода» — подчеркивают одну из главных его составляющих — страх: от бомбардировок, от неустроенности и неуверенности