Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016) - Александр Андреевич Кузнецов

Анкара в данном случае должна была обеспечить физическую защиту анклава, против чего решительно возражали турецкие военные. По планам Управления общей разведки (УОР) КСА, в случае успешного претворения этого проекта повстанцы смогли бы очень быстро перерезать основные транспортные коммуникации в этой части Сирии и довольно быстро захватить Алеппо. Этот город весной 2012 г. в целом был лоялен к сирийскому режиму, в связи с чем рассматривался руководителем саудовской разведки как «ключевое звено» в свержении Башара Асада[266].

Начальник генерального штаба турецкой армии генерал Неджет Озал категорически возражал против такой саудовской инициативы, выдвигая в качестве аргумента тезис об активизации поддержки, при таком сценарии, курдских сепаратистов со стороны Дамаска. Это, в свою очередь, привело бы к террористическим актам и вооруженным выступлениям курдов внутри Турции. Турецкий генштаб в этой связи твердо дал понять, что вторжение турецких войск на территорию Сирии реально только при условии военной интервенции блока НАТО, членом которого является Турция[267]. Анкара не пошла на открытый военный конфликт с Сирией даже после того, как сирийские ПВО сбили в конце июня 2012 г. турецкий военный самолет, нарушивший сирийское воздушное пространство.

Активизация турецкой политики по смене режима в Сирии не могла не привести к осложнениям в ирано-турецких отношениях, учитывая отношения стратегического партнерства, сложившиеся между Тегераном и правительством Башара Асада. Эпоха так называемых арабских революций, начавшаяся на Ближнем Востоке в 2011 г., привела к существенному упадку традиционных арабских игроков (Сирия, Египет, Ирак) и снижению их роли. В то же время двумя наиболее эффективными в экономическом и политическом плане государствами показали себя Турция и Иран. Внешнеполитические амбиции этих государств, стремящихся в случае Турции к возрождению Османской империи, а в случае Ирана к созданию «шиитского полумесяца» вплоть до Средиземноморья, рано или поздно должны были привести к их региональному соперничеству.

Комплекс ирано-турецких отношений отличается сложностью и разнообразием. Отношения между двумя странами существенно улучшились после прихода к власти в Турции в 2002 г. исламистской Партии справедливости и развития (ПСР). Проведение турецким руководством независимой политики, не согласованной с Вашингтоном и НАТО, импонировало Тегерану. В 2006 г. было подписано Соглашение о свободной торговле между Турцией, Сирией и Ираном. В 2009–2010 гг. Анкара пыталась выступить посредником в решении иранской ядерной проблемы. В мае 2010 г. была озвучена бразильско-турецкая инициатива, в случае имплементации которой введение санкций против Ирана лишалось бы смысла. Был подписан проект соглашения по обмену низкообогащенного (3,5 %) иранского урана на топливо для иранской АЭС (20 % обогащения). К сожалению, ряд субъективных и объективных факторов препятствовали выполнению этого соглашения. При этом Р. Т. Эрдоган (тогда еще премьер-министр Турции) заявил: «Фактически Иран на сегодняшний день не располагает ядерным оружием, а у Израиля оно есть. Турция расположена на одинаковом расстоянии от Ирана и Израиля. Не хочет ли мировое сообщество поднять свой голос против израильского ядерного оружия? И если не хочет, то что это: сила закона или право сильных?»[268]

Одним из факторов, обусловивших ирано-турецкое сближение еще в 1990-е гг., до прихода ПСР к власти, стала общая борьба против курдского сепаратизма. Его угроза для обеих стран выросла после фактического достижения иракскими курдами самостоятельности в 1992 г. Начиная с 1992 г. Анкара и Тегеран стали координировать свою политику с целью недопущения создания в Северном Ираке независимого курдского государства. В 1993 г. было подписано совместное трехстороннее соглашение Турции, Ирака и Ирана о недопущении нелегального перехода государственных границ[269]. Относясь с пониманием к турецкой озабоченности деятельностью курдских боевиков, Иран в 1994 г. стал сотрудничать с Анкарой в деле борьбы с Рабочей партией Курдистана (РПК). В том же году иранцы выдали Анкаре 20 активистов РПК. В то же время они не стали выражать протест против бомбардировок турецкими ВВС тренировочных лагерей РПК вблизи иранской границы, в результате чего погибли несколько иранских граждан. Одновременно турецкое правительство запретило на своей территории деятельность оппозиционной иранской группировки «Моджахеддин-э-хальк»[270].

Вместе с тем Тегеран и Анкара сделали ставки на разные фракции в рамках курдского национального движения. Турки стали поддерживать Демократическую партию Курдистана Масуда Барзани. В то же время иранцы сделали ставку на Патриотический союз Курдистана (ПСК) Джелаля Талабани. В результате турецкие войска при поддержке ДПК совершали регулярные вооруженные рейды на территорию Северного Ирака для зачисток боевиков РПК. В то же время иранцы создали на территории, контролировавшейся ПСК, военные базы, где разместили 5 тысяч боевиков «Бригады Бадр», осуществлявшей боевые действия против режима Саддама Хусейна. В 1995–1997 гг. между этими курдскими группировками разгорелась настоящая гражданская война. Дело дошло до обвинений Масуда Барзани в адрес Ирана в 1996 г. По мнению курдского лидера, Тегеран провоцировал напряженность с целью взять Иракский Курдистан под контроль с помощью ПСК[271].

Экономические связи между Ираном и Турцией с начала XXI в. получили впечатляющее развитие. Турция является одним из крупнейших торговых партнеров Исламской Республики. По данным за 2014 г., товарооборот между двумя странами достиг отметки 14 миллиардов долларов. Президент Турции Р Эрдоган поставил в 2015 г. амбициозную цель довести его объем до 30 миллиардов долларов в год. Иран на 40 % обеспечивает нужды Турции в сырой нефти и на 27 % – в природном газе[272]. Обе страны являются членами Организации экономического сотрудничества (ОЭС), куда помимо Турции и ИРИ входят центральноазиатские государства СНГ, Афганистан и Пакистан. В последнее десятилетие участились туристические и гуманитарные контакты между двумя странами. Около миллиона иранцев каждый год посещают Турцию[273].

Ирано-турецкое экономическое сотрудничество заметно расширилось в период международных санкций, наложенных на ИРИ в 2010–2015 гг. В частности, были отработаны «серые схемы» иранских финансовых операций и трансфертов через Турцию. Например, значительное количество финансовых операций в оплату за иранскую нефть осуществлялось через турецкий Halkbank на счета подставных фирм, хозяином которых был бизнесмен с двойным иранским и турецким гражданством Реза Зерраб[274]. В 2016 г. он был задержан в США и позже предстал перед Нью-Йоркским окружным судом.

Нынешнее турецкое руководство настойчиво лоббирует проект превращения своей страны в энергетический хаб международного значения. Немалую роль в этом играет поиск новых путей снабжения Европы природным газом, альтернативных российским. В связи с этим в Анкаре возлагали большие надежды на экспорт иранского газа в Евросоюз после снятия экономических санкций с Тегерана. Турция и Азербайджан рассматривают перспективу подключения Ирана к Трансанатолийскому газопроводу (TANAP), предназначенному для перекачки газа в Европу. Азербайджанская государственная нефтяная компания SOCAR заявила, что не исключает возможности предложить Тегерану купить часть своей доли в TANAP[275].

Вместе с тем сотрудничество между Ираном и Турцией в экономической, культурной и гуманитарной