Суннитско-шиитские противоречия в контексте геополитики региона Ближнего Востока (1979–2016) - Александр Андреевич Кузнецов

Среди мотивов поддержки турецким руководством террористической организации «Исламское государство» на начальном этапе помимо геополитических причин присутствовали и экономические, в частности желание получить прибыль от торговли с этим непризнанным квазигосударством. На территориях, контролировавшихся экстремистами в 2014–2016 гг., наиболее масштабными нефтяными месторождениями являлись Наджма и Аль-Кайяра в Ираке близ Мосула, а также Ат-Таим и Коноко около Дейр эз-Зора в Сирии. Последнее называется так потому, что в свое время разработка нефти там начиналась британской компанией Conoco Phillips. Добыча нефти на территориях, контролируемых экстремистами, выросла в 2015 г. после того, как им удалось обзавестись гидравлическими машинами и электронасосами с захваченных месторождений Альяс и Аджиль около Тикрита.

Зарегистрированный в Лондоне интернет-портал Al Araby al Jadeed в декабре 2015 г. опубликовал статью о нелегальных поставках нефти из районов, контролировавшихся ИГ, в Турцию. С июня 2014 г., после захвата Мосула экстремистами из ИГ, правительство курдской автономии начало продавать всю курдскую нефть напрямую, мотивируя это прекращением траншей из Багдада[283].

Что касается нефти с территорий, контролируемых «Исламским государством», то она, согласно информации, поступившей от неназванного полковника иракских спецслужб и одного из чиновников правительства Иракского Курдистана, транспортировалась в грузовиках-цистернах в населенный пункт Захо в 88 километрах к северу от Мосула, находящийся на иракско-турецкой границе под юрисдикцией иракских курдов. Информанты портала оценивали поток (до российских бомбардировок в конце ноября 2015) машин с нефтью в 70-100 в день.

Дальше вступали в силу турецкие посредники. Правительство Ирака ревностно следит за тем, чтобы нефть Курдистана (а тем более ИГ) не продавалась за рубеж. Иракские власти, в частности, уже подавали за это в суд на ряд американских компаний. Крупные игроки, задействованные в иракских проектах, такие как British Petroleum и Exxon Mobil, не занимались контрабандой из-за боязни испортить отношения с Багдадом. Таким образом, курдскую нефть (и нефть ИГ, которая составляет ее долю) необходимо было «очистить». Поэтому большая часть нефти вывозилась из турецких портов Джейхан, Мерсин и Дортйоль, а затем в море перегружалась на другие танкеры и оформлялась как нефть, принадлежащая турецким компаниям. Позже эта нефть продавалась, в том числе в Израиль, как принадлежащая компании BMZ Group, зарегистрированной на Мальте и принадлежащей сыну турецкого президента Билалю Эрдогану[284].

Наряду с «Исламским государством» (ИГ) турецкие силовые структуры опирались в Сирии на группировки, состоящие из сирийских туркоманов, тюркоязычных жителей САР, особенно на вооруженные формирования «Нуреддин Зенги» и «Лива ас-саладжика». Начиная с 2013 г. турецкие спецслужбы для укрепления позиций Анкары среди антиправительственного вооруженного сопротивления в САР стали делать ставку на подразделения Сирийской Свободной Армии (ССА), состоящие из сирийских туркоманов. Туркоманы Сирии, а также Ирака являются потомками турок-сельджуков, поселившихся в арабских странах Ближнего Востока в XI в. Они проживали в регионе задолго до османского завоевания. В Сирии и Ираке это этническое меньшинство насчитывает от полутора до 2 миллионов человек. В Сирии туркоманы проживают в провинциях Алеппо, Идлиб, Хама, Латакия и в регионе Дамаска. Традиционно они представляли преимущественно сельское население. Отсутствие туркоманских городских центров (таких, например, как Камишли у сирийских курдов) надолго задержало их самоорганизацию. В годы правления партии Баас в Сирии местные туркоманы были лишены возможности учиться на родном языке вследствие проводимой государственной политики панарабизма. Во всем остальном они не подвергались никакой дискриминации, служили в армии и иногда добивались высоких государственных постов.

Примером может служить генерал Хасан Туркмани, министр обороны Сирии, убитый в результате теракта в сирийской столице в июле 2012 г. Формирование оппозиционных правительству Асада туркоманских группировок началось с подачи турецких спецслужб осенью 2011 г. В ноябре этого года появилось Сирийское туркменское объединение (STK), организованное в Стамбуле 180 сирийскими гражданами, уже проживавшими к тому времени в Турции. В марте 2012 г. появилось Демократическое туркоманское движение Сирии. Оно занималось антиправительственной деятельностью в Алеппо. В то же время STK сосредоточило свою деятельность на горном лесистом районе Байирбучак, вплотную примыкающем к территории Турции и имеющем важное стратегическое значение[285].

Начало антитеррористической операции, проводимой российскими ВКС, вызвало большое беспокойство в турецком руководстве. Реакция правящей турецкой элиты на российскую военную операцию в Сирии оказалась достаточно острой и продемонстрировала крайнюю обеспокоенность Анкары изменением расклада сил в сирийской гражданской войне. 4 октября 2015 г. на совместной пресс-конференции с премьер-министром Бельгии Шарлем Мишелем президент Турции Р. Т. Эрдоган отметил: «Если Россия лишится такого друга, как Турция, с которой она достаточно много сотрудничает, она многое потеряет. Это следует понимать». При этом он охарактеризовал российское вмешательство в Сирии как трагическую ошибку. Упомянув о нарушении российским военным самолетом турецкого воздушного пространства, Эрдоган отметил, что «нападение на Турцию будет считаться нападением на НАТО». При этом турецкий президент предпринял попытку шантажа России на предмет возможного прекращения турецко-российского сотрудничества в энергетической сфере. «Турция является главным покупателем российского газа, но, если будет надо, она сможет получать его и из многих других мест. Это стало бы большой потерей для России», – заявил Эрдоган[286].

В проведении российской военной операции (начатой к тому же без предварительного согласования с Анкарой) турецкая элита усматривала ряд тревожащих моментов. Во-первых, бомбовые удары, нанесенные российскими ВКС по позициям экстремистов в Сирии, спутали все планы Турции по выводу из-под контроля Башара Асада северных регионов страны и установлению в них турецкого доминирования. Во всяком случае, образование альтернативного сирийского правительства в Идлибе (подобно альтернативному ливийскому правительству в Бенгази в 2011 г.) с последующим установлением бесполетной зоны в северной Сирии под контролем турецких ВВС стало невозможно. Доминирование российской авиации в сирийском небе фактически поставило крест на этих планах.

Во-вторых, российское вмешательство меняет правила игры в турецко-сирийских отношениях. Начиная с 2012 г. Турция имела военно-стратегическое превосходство над Сирией, чем не раз пользовалась. После того как сирийские ВВС сбили 22 июня 2012 г. турецкий разведывательный самолет F-4, турки объявили, что будут сбивать любые сирийские воздушные средства, приближающиеся к турецким границам, и обещание свое выполнили. 16 сентября 2013 г. был сбит сирийский военный вертолет, 23 марта 2014 г. – самолет МиГ-23 сирийских ВВС. Сбивать с легкостью и без ожидания ответного удара российские самолеты было невозможно. В-третьих, удары российской авиации наносились не только по позициям «Исламского государства» (ИГ), но и по отрядам протурецких боевиков. Это уже вызвало большое беспокойство среди исламистов, не связанных с ИГ. В-четвертых, российская военная операция вызвала исход на турецкую территорию части боевиков-исламистов и мирного населения.

Недовольство турецкого руководства российской военной операцией