Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Бессмертный полк» - Альманах Российский колокол

Вечером, когда папа пришёл с работы, мы все вместе смеялись, когда я, подражая папе, рассказывала в лицах о моём походе в библиотеку, о тёте Полине – однофамилице папы, о двух магазинах по дороге, в которых, оказывается, продают мороженое…

– Дай ей денег в следующий раз, – сказал маме хохочущий папа, – пусть у неё появится дополнительный стимул!

Хотя лучше будет всё-таки, чтобы ты туда ходила вдвоём с подружкой.

Наивный папка! Он не знал, что Наташу одну из дома никуда не отпускают!

Вечером того же дня мы ходили с папкой «на темноту». Так назывался ежедневный ритуал, при котором папа взваливал меня на спину, хотя я уже могла передвигаться самостоятельно, подхватывал меня за ножки и мы с ним шли через плохо освещённый переулок к более светлой улице, на углу которой стояла «наша» скамейка, и усаживались считать до ста редко проезжающие машины.

Каждая машина встречалась с восторгом! А между лучами светящихся фар папка учил меня свистеть или рассказывал – обо всём на свете! Разучив в этот раз на два голоса («художественным» свистом] увертюру к опере Бизе «Кармен», мы, умиротворённые, обхохотавшиеся над впечатлениями богатого событиями дня, возвращались домой.

В доме вкусно пахло заготовками праздничной еды, но глаза у мамы были на мокром месте. Приближалось какое-то событие, думать о котором у меня уже не было ни сил, ни желания. Спать.

Утром, едва открыв глаза, я поковыляла к комнате родителей. По всем признакам, был какой-то праздничный день, и можно было забраться в постель к маме с папой и, прижавшись к горячо любимым «родюлькиным», понежиться и пообниматься.

Дверь, скрипнув, приоткрылась и – о ужас! – на меня с удивлением уставился какой-то безумно красивый дядька, а возле него куталась в одеяло какая-то женщина, не такой блистающей красоты, как незнакомец. Он улыбнулся и поманил меня пальцем:

– Ну, иди же сюда, сестрёнка! Давай знакомиться! Я – Олег.

И вскочил с кровати, и поднял меня на высоту своего огромного роста! Он был намного выше моего папы и отличался какой-то немыслимой красотой и мягким, приятным баритоном. Это был сын моего папы от первой московской жены.

Папа слал в свою предыдущую семью алименты, как положено, поддерживая материально своих детей, Олега и Элю, но Лидия Ивановна, папкина «довоенная» жена, предпочла факт этот скрывать и воспитывала детей в стойкой ненависти к «проходимцу-отцу» по каким-то одной ей ведомым соображениям…

Когда мои родители проживали в Забайкалье, папа сделал очередную попытку контакта со старшими детьми, и его попытка увенчалась успехом: как раз в это время Олегу, типичному представителю московской дворовой шантрапы, грозил в Москве срок, и он с радостью оставил столицу и уехал к папе.

Но там тоже что-то не заладилось, в основном из-за того, что не вышло контакта с мачехой – моей мамой, он не хотел признавать за ней право на существование, ведь она была лишь несколькими годами старше него! И когда над ним нависла угроза уже читинской тюрьмы, он, прихватив из дому все деньги и тёплые вещи, «слинял» в Москву, оставив родителей без амуниции в пятидесятиградусный мороз…

Я ничего этого, понятное дело, не знала, и когда папа каким-то образом, по-моему через свою племянницу Соню, которая поддерживала контакты с его московской семьёй, пригласил сына к себе погостить, я умирала от любви к моему высокому, красивому, вальяжному и барственному брату!

Он был похож на небожителя – с глубоким, хорошо поставленным баритоном (попевал, как и папа в молодости, в оперетте], с холёной внешностью родовитого барина, с выразительным лицом и холодными голубыми глазами.

И брат отвечал мне взаимностью: он тискал меня, лелеял, совал в карманчик тяжёлые металлические рубли «на мороженое» и наводил с папой мосты. С тому времени жизнь его с первой женой, которая держала его в строгости, начинала трещать по швам, карьера не складывалась, он был уже запойным алкоголиком… Папа, ведомый родительским порывом, опять пригласил сына к себе.

Всей семьёй мы стоим на вокзале. Папа, мама, брат Валерка, который вот-вот должен идти в армию, и я, – волнуемся прекрасным ожиданием встречи с горячо любимым мною старшим братом!

Поезд, пофыркивая и постепенно сбавляя ход, притыкается к перрону, и из него выходит красавец-Олег… с какой-то другой женщиной. Он, оказывается, уже развёлся с первой женой и пригласил с собой – начать новую жизнь – свою новую законную супругу.

Римма – особа с испитым лицом, вдвое старше Олега, оглядела по-хозяйски всё выстроившееся перед ней семейство, изобразила на прожжённом лице подобие улыбки и, прикрикнув на замешкавшегося с поцелуями и объятиями со мной Олега, решительно схватила и потащила за собой огромные, битком набитые, «импортные» чемоданы… Начинался кошмар.

Глава седьмая

Кошмар

Я видела застолья с большим количеством алкоголя с очень раннего возраста. Гостеприимный дом моих родителей часто посещали руководители тогдашней Грузии. Иногда я видела, как открывается калитка и по небольшому переулочку, ведущему к дому, неторопливо и с достоинством идут красивые грузинские мужчины в строгих чёрных костюмах, с кувшинами молодого пьяного грузинского вина, зеленью и барашками в плетёных корзинах. «К Яну на пленэр» – так это у них называлось. Они были элегантны, умны и воспитанны, настоящие интеллигенты! Распитие вин бывало очень эстетичным, хотя и упивались до чёртиков! Я очень любила папиных грузин, особенно дядю Юру – полуполяк, полуменгрел, великолепный скрипач и поэт, какой-то там министр…

– Дорогой Ян! Золотой души ты человек! И блистательных возможностей! Да будет всегда удача и мир пусть живёт в твоём красивом доме! Пусть близкие твои обогревают твоё сердце своей любовью! Пусть здоровье и радость живут под этой крышей!

Распитие самогона у маминых сестёр, когда мы приезжали в их небольшой городок в директорской машине, гружённой рыбой, грибами, мясом, было намного менее экзотичным и тем более эстетичным, хотя и этот процесс не был лишён для меня прелести.

– Ну, будьмо! Життя прожила, як пiд чужим забором висра**сь, i корабль не поплив… Царство нiбесне мамцi нашiй i батьку!

Пока шло застолье, я гуляла с моими двоюродными сёстрами в саду, выходила с ними на незнакомую улицу прелестного живописного городка, расширяла своё знание мира. Тётки были громкими и скандальными, битыми жизнью. Папу они не любили, но с удовольствием использовали его возможности – выучить своих детей, устроить их на работу, выписать машину-другую кирпича на строительство.

Иногда к папе и маме приезжали погостить их фронтовые друзья. И тогда тоже много пили и пели, и вспоминали былое под громкие тосты