Моя милиция - Хайдар Халикович Яхъяев

В воротах института Рахим встретил директорскую машину.

Сулейман-ака открыл дверцу.

— Вызывают в ЦК. — Лицо его было строгим. — Препаратом интересуются.

— И что вы скажете?

— Что скажу? Скажу, что через неделю будет готов.

— Недели хватит, — сказал Саидов, подумав.

— Ну, вот и хорошо. Прошу, Рахимджан, ты, пожалуйста, лично проследи.

Сулейман-ака с доброй улыбкой похлопал Рахима по руке.

— Тебе лучше находиться в институте, в своем коллективе. Ну ладно, я поехал.

На проверку воздействия препарата на вилт в тепличных и естественных условиях ушло более года. Эксперименты все еще не закончились. Но конец близился. Несчастье выбило Рахима из колеи. Хорошо, что есть Хафиз, — золотые у него руки! Рахим Саидов последние испытания и лабораторные опыты переложил на него. И вот — результаты. Кажется, обнадеживающие.

Вдруг у него сдавило сердце. Рахим остановился, прижал руку к груди, подождал, пока не отпустило. Едва он открыл дверь лаборатории, навстречу бросился Хафиз.

— Так скоро вернулся? Мог бы погулять еще пару дней.

Рахим, все еще держа левую руку на сердце, пошутил:

— Сердце ноет, истосковалось по работе.

Они подошли к столу, за которым работал Хафиз.

Говорили о деле, заглядывали в колбы, взбалтывали их, разглядывали на свету. Их было множество, этих заветных колб, заполненных жидкостью различных расцветок. И каждая — плод многолетнего кропотливого труда. Среди этих склянок, приборов, оборудования, среди товарищей он в полной мере ощутил свою причастность к делу. «Отец прав, — думал он. — Моя жизнь — моя работа».

— Могу обрадовать, нам выделили отдельный цех, — сообщил Хафиз.

— За неделю управимся?

— Если ты подключишься.

— Считай, уже подключился, — в тон другу ответил Рахим и улыбнулся.

— А знаешь, как мы назвали препарат? «И-109-С». «И» — институт, «109» — номер изготовленного институтом препарата. Что такое «С», как думаешь?

— Что такое «С»? — переспросил Рахим.

— Саидов, — сказал Хафиз, не без гордости взглянув на друга. — Сулейман-ака сам предложил. Звучит?

Рахим смутился. Роль его в создании препарата, конечно, была немалая. Но работал-то весь коллектив. И сам Сулейман-ака сколько сил вложил в это дело!

— Нужно придумать название, в котором отразилось бы лицо всего нашего коллектива.

— И-109 — и есть лицо нашего коллектива, — сказал Хафиз. — Знаешь, и у скромности тоже должны быть границы.

Конечно, Рахим Саидов был рад.

Столько было им вложено в эту работу — веры и сомнений, успеха и неудач, времени своего и своих друзей. Никогда не угадаешь, что ждет тебя через пять минут. Еще вчера жизнь казалась конченой. Сегодня жизнь продолжается. Все горести и обиды — пройдет время — исчезнут совсем. Так оно и должно быть. Иначе жить стало бы невозможно. Нужно только приложить максимум усилий, чтобы его всецело поглотила работа, и тогда он вновь попадет в объятия жизни, полной добра и надежд.

Улица вывела Рахима к скверу Революции. Он любил этот сквер, большой, тенистый. Еще в былые годы, будучи студентом, бродил он по этим аллеям, посыпанным красноватым песком, над которым простирают гигантские кроны старые чинары. Подолгу сидел на скамье, строя планы на будущее, или следил за полетом падающих звезд. Ему кто-то говорил: когда падает звезда, то умирает человек. Одни звезды сгорали ярко, ослепительно, и их путь светился еще несколько секунд. Другие вспыхивали еле приметно и тут же гасли.

Вот здесь он однажды обнял Мунис и целовал мерцающие в темноте глаза, горячие податливые губы.... Они встречались в этом тенистом уголке. Он приходил много раньше срока и ждал ее. Однажды она задержалась. Он прождал ее час. Огорченный, обеспокоенный, он решил поехать к ней в общежитие. И в это время в конце аллеи показалась Мунис. Обняв ее, он почувствовал, как сильно бьется ее сердце. Она с трудом переводила дыхание:

— Я так спешила, — еле выговорила она, прижимаясь лицом к его груди. — Уже вышла из общежития, а навстречу — отец! Устроила его в гостинице, и сразу — к вам. Спасибо, что дождались, — и она нежно погладила кончиками пальцев его брови.

Да, она была прекрасным человеком тогда. Ласковая, нежная, внимательная... Странно, почему люди после женитьбы часто меняются, становятся другими? В чем причина? Сам он, конечно, остался прежним. Только возмужал, стал серьезнее. Да и забот прибавилось. А Мунис будто подменили. Кто знает, может, она и раньше была такой, да только он, Рахим, влюбленный в нее по уши, ничего не замечал?

Через полчаса Рахим вошел в магазин «Гульчехра». За прилавком стояла девушка. Заметив, что он кого-то ищет, поинтересовалась, — кого.

— Анатолия Назаровича, — решительно сказал Рахим и почувствовал, как кровь прилила к лицу.

— Его сейчас нет.

— А будет сегодня?

— Нет. Он бывает в первой половине дня.

Рахим растерялся. Не знал, что предпринять. Наконец догадался спросить адрес.

«Надо пойти, — решил он. — Пойти и вернуть ему». Этим он намеревался положить конец всему дурному, что порочило имя Мунис. Он верил, что тогда в его сердце останется лишь та Мунис, которую он любил.

Только надо сперва забежать домой. Может, еще что-нибудь завалялось чужое. Он соберет все, избавится от всего постыдного сразу. Сегодня же. Этот Анатолий... «А вдруг не он, не Анатолий Назарович? — обожгла мысль. — Вдруг кто-то другой?» Впрочем, это неважно: этот или другой, похожий на него. Важно отделаться от этих дорогих вещей, от всей этой дряни...

На площадь Чорсу выходят три улицы. Та, что посредине — Самаркандские ворота... Рахим шагнул к калитке и надавил кнопку звонка. Никто не отозвался. Постоял минуту и опять позвонил. Из глубины двора донесся недовольный мужской голос: «Сейчас!»

Калитка отворилась, и перед Рахимом предстал горбоносый мужчина в сетчатой майке, в наброшенном на плечи халате. Под майкой чернели густые волосы. Взгляд был настороженный, бегающий.

— Входите, — не очень гостеприимно пригласил хозяин.

— Я Саидов, — представился Рахим. — Муж Мунисхон.

И заметил, что Аллаяров побледнел. Взгляд его сделался жестким, даже хищным, но он тут же посторонился и пропустил незваного гостя.

— Заочно мы знакомы, кажется, — сказал Рахим.

— Да... слышал о вас.

Рахим стоял, рассматривая человека, которого ненавидел. «Ударить? Или плюнуть?» — размышлял он. Но не сделал ни того, ни другого. А вытащил из портфеля сверток и сунул Аллаярову в руки.

— Берите, еще может