Корфу (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

– Вроде, как и не плывем вовсе, а по небесам летим! – обменивались впечатлениями матросы.

Первым перед объединенной эскадрой открылся Цериго, самый южный из Ионических островов. Он медленно вставал на горизонте и в предвечерней дымке заходящего солнца был почти багров.

– Какая странная игра света! – глядя на Цериго, промолвил Ушаков.

Стоявший рядом с ним Сарандинаки улыбнулся:

– Мы его так и зовем пурпурный Цериго. Впрочем, Цериго название венецианское, мы же издревле зовем остров Китирой. Когда-то здесь в пене прибоя родилась богиня Афродита. Во времена же христианские здесь жил и творил Иоаннн Богослов.

– Вот уж действительно сии места намолены нашими апостолами! – перекрестился Ушаков. – А потому освобождать их от разврата якобинского есть служение особое!

От греческих рыбаков, остановленных накануне, Ушаков уже знал, что французский гарнизон Цериго – две-три сотни солдат. Большая часть из них, завидев эскадру, наверняка уже заперлась в старой венецианской крепости Сан-Николо, что на вершине горы у городка Хора. Была и еще совсем небольшая крепостица на берегу залива Святого Николая, но ту за малостью можно было во внимание не принимать.

Итак, Цериго надлежало во что бы то ни стало очистить от французов. От этого зависел успех всей последующий кампании.

При этом остров был все же слишком мал, чтобы на него набрасываться всей объединенной эскадрой. Поэтому вице-адмирал решил определить для захвата острова особый отряд.

– Передайте Шостаку, чтобы подошел ко мне на голосовую связь! – распорядился он.

В выборе Ушакова был свой резон. У Шостака был опыт не только боев на море, но и штурма Измаила, причем штурмовал крепость Шостак тогда со стороны Дуная, высаживая десант под самые стены. Измаильский опыт капитан-лейтенанта и решил дело в его выборе.

Со «Святого Павла» ударила сигнальная пушка, на фалах взвились позывные фрегата «Григорий Великия Армении» и приказ подойти к флагману.

Так как фрегат шел в охранном ордере, ему пришлось вначале пропустить плывущие мимо суда и лишь потом нагонять «Святой Павел», держа курс между походными колоннами линейных кораблей, что уже само по себе требовало хорошего глазомера и уверенности в управлении судном. С палуб, проходящих мимо линкоров, с интересом наблюдали за маневром Шостака. А куда еще прикажите смотреть, когда вокруг море?

По этой причине командир «Григория Великая Армении» перенервничал, но к «Павлу» подошел четко, причем по старой традиции еще и лихо обрезал корму. Тем временем эскадра легла в дрейф.

Шлюпкой Шостак прибыл к Ушакову. Тот принял капитан-лейтенанта прямо на палубу.

– Это Цериго! – ткнул подзорной трубой в покрытый зеленью остров. – Там французы. Их надо победить. Это сделаешь ты. С греками местными будь ласков и действуй увещеванием.

Потом, подумав, прибавил:

– Было бы хорошо, ежели бы греки сами принудили французов сдаться пленными!

Помимо этого, капитан-лейтенанту было дадено обращение к местным жителям, подписанное капитаном I ранга Сарандинаки. В обращении было обещано самоуправление и всяческая помощь. Затем Шостак получил и еще одно письмо, уже к коменданту гарнизона с предложением сдать крепость без кровопролития.

Пронзительно-серые глаза Ушакова испытывающе смотрели на капитан-лейтенанта:

– Запомни, Иван, и еще кое-что. Тебе неизбежно придется рис-ковать и судном, и людьми. Прошу при этом не путать упрямство и глупость с расчетом и дерзостью. Если поступишь как должно, будь уверен, что я вытащу тебя из любой передряги!

– Я вас не подведу, Федор Федорович! – ответил Шостак вопреки всем уставам.

Вице-адмирал улыбнулся уголками губ:

– Ну, тогда ступай с богом!

Сидя на кормовой банке своей гички и глядя на быстро удалявшийся «Павел», Шостак с удовлетворением думал о только что происшедшей беседе. Что ж, Ушаков обещал ему свою поддержку, при этом ничем не угрожал и не стращал, как нередко случалось при подобных беседах с иными начальниками. Повернув голову вперед, туда, где в дрейфе покачивался на пологой волне его фрегат, Шостак вспомнил и бытующее среди черноморских капитанов определение Ушакова, как одного из тех редких начальников, кто в силу характера и натуры предпочитает вести за собой, а не подгонять сзади.

Кроме собственного судна, под начало Шостаку были дадены 32-пушечный фрегат «Счастливый» и посыльное судно «Панагия Апотуменгана» с десантом.

Сам же Ушаков повернул эскадру к Хиосу, чтобы там пополнить запасы воды.

– На норд-вест в дистанции 10 миль вижу матерый берег! – доложил штурман «Святого Павла», визируя в пель-компас горные вершины.

– Это уже Пелопонесс, мыс Малея! – бросив взгляд на далекий берег, вздохнул Сарандинаки. – Владения султана турецкого!

* * *

К Хиосу подходили в тумане. Он открылся внезапно – огромный камень, брошенный когда-то греческими богами в море. Вскоре ветер развеял туман, и теперь он держался лишь на вершинах горного хребта Проватос, что возвышался на южной стороне Хиоса. Берега были тоже каменисты. Среди камней повсюду виднелись заросли кустарников, и лишь иногда рощи алеппской сосны, смоляной аромат которых доносился до кораблей.

– Хиос – родина певца нашего несравненного Гомера! – гордо объявил всем стовшим на шканцах Сарандинаки.

– То мне известно! – кивнул вице-адмирал. – Хиос еще и место нашего славного Чесменского сражения.

– То мне тоже известно! – в тон командующему произнес командир «Павла».

Оба улыбнулись.

На Хиосе произошел весьма неприятный инцидент, впрочем, весьма закономерный. Когда эскадры бросили якоря, командам судов, как нашим, так и турецким, было разрешено партиями сойти на берег, чтобы немного поразмяться и развеяться. Едва местные греки в местечке Ститунида увидели вываливших на берег шумной толпой турок, так сразу заперли все лавки. Если турки такой встрече нисколько не удивились, то наши матросы бродили по безлюдным улицам с большим недоумением.

– Вот думали винца попить, а вместо винца кукиш с маслом! – вернувшись, с досадой говорили они тем, кто еще только собирался на берег.

Последние, услышав новость, от увольнения отказывались:

– На кой ляд нам надо по камням лазить! Ни выпить, ни посидеть как люди! Лучше уж на кораблике останемся, тут и то веселее!

Поведение греков объяснялось очень просто: они слишком хорошо знали необузданных и наглых турецких галиончжи, которые, едва дорывались до берега, начинали безудержу безобразничать. Вот и на этот раз турки все равно пытались перелезть через высокие заборы в дома греков, чтобы пограбить. Хозяева встали на защиту своих жилищ. Начались драки и весьма жестокие. Несколько человек были убиты. Наши матросы вначале в происходящее не встревали, но потом заступились за единоверцев. Расправа с союзниками была короткой, но эффективной – кулаком между глаз, а кто и этого не понял – с размаху в зубы. Галионджи пытались сопротивляться, но куда им против русской стенки! Отлупленные турки, выплевывая