Да будет свет... - Анатолий Федорович Дьяков

временем обломается и успокоится!» — вероятно, убеждали они себя. Но я стоял на своем. Результаты в работе улучшались, но не намного. Трудностей меньше не стало, в том числе, к сожалению, и аварийных отключений.

Меня могут заподозрить, что я много себе приписываю: не мог я, недавний выпускник института, так быстро изменить поведение взрослых людей, заставить их плясать под свою дудку. Мог — и отвечу почему. Слишком рано ко мне пришла взрослость, а опыт руководящей работы я получил еще в институте. Одним словом, свои плоды дала жизненная закалка. Хотя, возможно, причина не только в этом. Ведь в юности быть радикальным помогает чувство обостренного самолюбия. В этом возрасте мы еще не в силах уловить свою общность с другими, считаем себя исключительными, особенными и более совершенными, чем все окружающие. Правда, с годами это ощущение теряется, и мы становимся «как все».

«Башкирский» период работы сохранился в моей памяти как важный этап профессионального становления. Здесь реальные, земные люди проверили мои теоретические знания, а самое главное — степень понимания сути производственной деятельности. Раньше прибывающему на производство молодому специалисту говорили: «Забудь, чему тебя учили в институте, работай, как подсказывает ситуация». Это неправильно. В энергетике без знаний делать нечего. В Сибае я познакомился с работой крупного комбината, разглядел роль и значение всех производственных структур в подходе к решению единой главной задачи. А в этом, мне кажется, вся суть.

Мне, уроженцу многонационального Северного Кавказа, повезло и в другом: я существенно расширил свои познания в области культуры и национального быта еще одного народа нашей России. Город Сибай, развивавшийся за счет близлежащих территорий, соседних башкирских поселений, позволил мне ближе познакомиться с уникальной исторической культурой, нравами, бытом и традициями башкир — этого гордого, вольнолюбивого народа. Первые упоминания о башкирах (они сами называют себя «башкорт» — «волк-вожак») относятся к IX–X векам. До XII века башкиры были язычниками и поклонялись различным силам природы. Затем в Башкирию через Булгарское ханство стал проникать ислам. В 1236 году Башкирия попала под власть монголов, а позднее вошла в состав Золотой Орды, основанной ханом Батыем в 1243 году.

В середине XVI века башкиры добровольно приняли русское подданство. Равное сочетание равнинной и гористой местности, лесных и степных пространств, морозной зимы и жаркого лета отразилось на национальном характере этого народа. Меня до сих пор не покидает неописуемое ощущение вкуса холодного кумыса, пенящегося напитка из кобыльего молока, щекочущего в носу и горле пузырьками газа. Я вижу восточного разреза глаза и огрубевшие в повседневных заботах, смуглые от загара руки доброй, симпатичной, похожей на фею, хозяйки, подающей мне с ласковой улыбкой узорчатую пиалу с волшебным белым нектаром. А как красивы и раздольны народные башкирские праздники!

На комбинате все складывалось хорошо: работа, окружение, досуг. Друзья брата даже пытались подобрать мне жену, чтобы я мог осесть, распластавшись корнями по земле Башкирии. Но о женитьбе я в то время и думать не хотел. И не потому, что мне нравилась холостая жизнь. Я боялся ошибиться, недобрать чего-то, неосмотрительно выбрав подругу жизни, как это часто случается с молодыми людьми, бездумно подходящими к этому важному жизненному акту. Ко мне в общежитие часто заходил начальник горного участка, жена которого работала учительницей. Не знаю, что уж там у них произошло, но он как-то сказал: «Если бы мне пришлось жениться сейчас, я не посмотрел бы на ее красоту, — при этом на его скулах играли желваки, показывая степень его негодования и расстройства, — а поехал бы к ней домой, к ее родителям, посмотрел, как они живут, какой в доме порядок, кто готовит обед, стирает, убирает комнату. А у этой учительницы, — он кивал в сторону своего дома, — даже ученические тетрадки все в пятнах! Кругом грязь. Домой идти не хочется».

Его слова глубоко запали мне в душу. Чем больше человек любит свою жену, тем меньше он о ней рассказывает даже самому близкому другу. А здесь такое обнажение души! Видно, наболело. Мне казалось, что над этой семьей уже нависала штормовая опасность, причиной которой бывают обманутые надежды. Я решительно объявил тогда, что женюсь только на девятнадцатилетней девушке, у которой, естественно, еще не будет высшего образования, а после создания семьи мы совместно добьемся успехов и в ее учебе.

Работая на комбинате, я с лихвой наездился по командировкам, повидал другие края, узнал, как живут другие коллективы. За производственными проблемами забывалось все: и отсутствие жилья, и нехватка денег, и неорганизованный быт. В целом, я был доволен своей жизнью. Вдруг пришло письмо от мамы. Оказывается, она перенесла операцию, одной справляться с хозяйством стало трудно. Мы с братом Александром стали думать, что делать, и решили, что к маме надо ехать мне.

— Когда устроишься, обживешься, — сказал Александр, — вернусь на Кавказ и я со своей семьей.

К этому времени он уже прожил на Урале шесть лет, имел троих детей.

Я подал заявление в Совет народного хозяйства Башкирии с просьбой о переводе на Северный Кавказ. И это было весьма кстати. Меня давно грызла тоска по родным местам. Слушая по радио хорошо знакомые мелодии песен и танцев народов Кавказа, я переносился в мир детства, на Малку, где все было мое: вода, воздух, травы. Меня манили к себе тропы, паутиной бегущие вдоль Кизилки, дороги Кабарды, вьющиеся серпантином по северному склону Большого Кавказа. Неумолимая тяга к родным с детства местам с каждым днем становилась все сильнее. Сообщение о состоянии мамы после операции было тем самым последним импульсом, побудившим меня к практическим действиям. Выполняя сыновний долг, я с чувством потери и тревоги расставался с городом Сибай, ставшим для меня дорогим. Пронзительной струной зазвенел мотив одиночества. Он всегда настигает человека в момент очередного прощания с коллективом, с которым сработался.

…Шел 1960 год. Завершался перевод рабочих и служащих народного хозяйства СССР на семи — и шестичасовой рабочий день. Сокращение рабочего дня, подчеркивала газета «Правда» 3 мая 1960 года, осуществлялось без уменьшения заработной платы рабочих и служащих. Этот факт преподносился как величайшее завоевание советского народа, отражающее коренные преимущества социалистического общества. Казалось бы, только жить да радоваться. Да, видать, не суждено простому народу жить спокойно на Руси. Как, впрочем, и в других тридевятых царствах-государствах. «Африка, Куба, Южная Америка, Европа, Азия, Ближний Восток, — писал известный американский писатель, — все дрожало от беспокойства, точно скаковая лошадь перед тем, как взять барьер».

В нашей стране этот барьер был выстроен в виде лозунга «Догнать и перегнать Америку!», провозглашенного Хрущевым после визита в США, состоявшегося в сентябре 1959 года по приглашению тогдашнего американского президента Эйзенхауэра. Этот