Иной Гарри Поттер - Rus

молчание. Некоторые из пожирателей инстинктивно, почти незаметно, сделали шаг назад, растворяясь в тени ближайших надгробий. Среди отступивших, как заметил Гарри, был и Люциус Малфой — его осанка оставалась безупречной, но он отодвинулся с такой грацией, будто просто освобождал пространство.

Молчание нарушил тот самый здоровяк, чей голос звучал раньше. В его низком ворчании слышалась не столько смелость, сколько глуповатое нахальство.

— А почему бы тебе самому не отдать плоть, Северус? Ты ведь его верный слуга, — проворчал он.

Снегг повернул к нему голову. На его бледном лице не дрогнул ни один мускул, но в глазах вспыхнул тот самый знакомый, леденящий презрением огонёк.

— Когда вернётся Тёмный Лорд, он снова отправит меня шпионить в школу, — Снегг даже не удостоил его полным поворотом. — В твоей тупой голове не возникало мыслей, что, вернись я без пальца — или без чего-то ещё более заметного — это вызовет подозрения у директора?

Гарри поймал себя на мысли, что с точно такой же интонацией Снегг любил отчитывать Невилла на уроках зельеварения.

Снегг меж тем продолжил, обведя взглядом дрожащую толпу.

— Так что, никто из вас, верных слуг нашего повелителя, не хочет услужить ему?

Его взгляд, будто магнитом, притянулся к здоровяку.

— Что насчёт тебя, Гойл? — спросил он мягко, почти задушевно. — Ты всегда славился своей… телесной крепостью. Неужто пожалеешь крохотную часть для своего господина?

Тот замер, его огромное лицо исказилось ужасом. Он повернулся к Малфою, ища поддержки, но Люциус, словно не замечая, ещё на шаг отступил в тень.

— Тёмный Лорд будет недоволен, Гойл, если узнает, что ты заставлял его так долго ждать, — Снегг явно смаковал момент.

Эта фраза, видимо, и стала решающей. Гойл-старший тяжёлой поступью направился к котлу. Он протянул свою лопатообразную, волосатую руку над клокочущей жидкостью и зажмурился.

Снегг направил палочку на его руку и произнёс, придерживая его за указательный палец:

— Плоть слуги, отданная добровольно, оживи хозяина! Диффиндо!

Заклинание пронеслось с резким свистом. Но вместо того чтобы отсечь палец, тонкий луч света пронзил всю кисть.

Гойл завопил от боли — это был глухой, дикий рёв, который заглушил даже шипение зелья. Он рухнул на колени, схватившись за кровоточащий обрубок.

В котле что-то забурлило с новой силой. Кисть исчезла, растворившись почти мгновенно. А жидкость, впитав в себя эту жертву, снова переменила цвет. Ядовито-голубой свет погас, сменившись густым, пульсирующим кроваво-красным сиянием.

В голове у Гарри была невыносимость ситуации. Она казалась ему безвыходной. Он примерно понимал, где Кубок, но тот был слишком далеко. Ему не дадут до него добежать, его поймают первым же проклятием. Он был безоружен, окружён врагами.

Снегг взял Гарри за шиворот и резко потянул к котлу, от которого исходил невыносимый жар и металлический смрад.

Он встал к нему вплотную, вздернул ему мантию. Левой рукой он держал запястье, а правой прямо перед Гарри держал палочку, направленную на вену.

«Как-то он слишком медленно это делает», — подумал Гарри.

Снегг надавил палочкой на его запястье, и из него полилась кровь, падая в бурлящее варево.

Вдруг Гарри почувствовал резкий толчок в грудь. Снегг незаметно стукнул его локтем, продолжая удерживать палочку перед ним. Гарри всё понял.

Он молниеносно выхватил палочку у Снегга и направил её в сторону дерева.

— АКЦИО, КУБОК!

И не дожидаясь, рванулся с места. Не к иве, а к мраморному надгробию. Он прыгнул через него, вытянув руку в сторону тела Питера Петтигрю.

Пробегая, он видел, как, словно серебряная птица, подлетает Кубок, и как пожиратели Смерти, наконец опомнившись, выхватили палочки, готовясь атаковать.

А ещё он видел, как из котла что-то поднимается…

Крепко схватив Петтигрю за руку, Гарри почувствовал знакомый рывок где-то под ложечкой. И теперь в вихре красок и ветра они с Питером уносились отсюда… возвращались домой…

Глава 24. Новая жизнь

Гарри шлёпнулся лицом на землю и почувствовал запах смятой травы. От падения из него будто вышибло весь воздух. Шрам раскалывался, пульсируя адской болью. Голова кружилась так, что земля под ним, казалось, раскачивалась, как палуба корабля в шторм. Гарри вцепился крепче в чью-то холодную руку. Ему казалось, что если он отпустит её, то непременно соскользнёт в черноту, медленно, но верно сжимавшуюся вокруг его сознания плотным кольцом. От шока, боли и полного физического изнеможения он не мог, да и не хотел подняться на ноги.

Водоворот звуков оглушил его и сбил с толку. Голоса, торопливые шаги, чьи-то испуганные крики, рёв толпы — всё это доносилось отовсюду, сливаясь в один оглушительный, бессмысленный гул. Гарри оставался на земле, лицо его исказила болезненная гримаса, как будто вся эта какофония была лишь продолжением ночного кошмара, который непременно должен рассыпаться и пройти…

Вдруг его схватили чьи-то руки и резко перевернули на спину.

— Гарри! Гарри!

Он открыл глаза.

Над ним было звёздное небо и лицо Альбуса Дамблдора, склонившегося над ним. Вокруг них сжималось кольцо теней — это была окружившая их толпа, которая становилась всё больше и больше. Гарри почувствовал, как земля под ним вибрирует от множества приближающихся шагов.

Кубок принёс его на край лабиринта. Он видел возвышающиеся над ним трибуны, фигурки двигающихся там людей, звёзды над головой.

Гарри, вспомнив, с кем именно он вернулся, отпустил руку Петтигрю. Он поднял свою руку и из последних сил ухватил Дамблдора за длинную серебряную бороду и потянул к себе.

— Грюм это… Грюм это Крауч-младший… Поймайте его, срочно! — прохрипел он, едва шевеля губами.

— Что случилось? Что происходит? — Сверху над Гарри возникло побелевшее от ужаса лицо Корнелиуса Фаджа.

Гарри посмотрел на него, не отпуская бороды.

— Сэр, Волан-де-Морт вернулся… мне надо с вами…

Голос его оборвался. Он почувствовал, как в нём гаснет последняя искра сознания, веки отяжелели, и мир внезапно погас, погрузившись в глубокую, беспросветную тьму.

* * *

Открыв глаза, Гарри обнаружил, что лежит в знакомой палате больничного крыла. В воздухе висел стерильный запах зелий и сушёных трав. Рядом, привалившись головой к краю кровати, сидела Гермиона. Она спала, крепко ухватившись за его ладонь, будто боясь, что его унесёт, если она разожмёт руку.

Почувствовав движение, она мгновенно подняла голову, её волосы растрепались, и она посмотрела на Гарри. На лице Гермионы тут же расцвела чистая, несдерживаемая радость.

— Гарри! Ты проснулся! — вырвалось у неё, и она, не помня себя, резко наклонилась и крепко обняла его.

Гарри застонал от острой боли в боку, на который она неловко надавила.

Гермиона, услышав это, тут же отпрянула.

— Прости! Прости, я не подумала, — залепетала она.