Либежгора - Рустам Разуванов

не найдем. Это же ведь очевидно уже. Так и закончится эта история – лишь пополнением собрания страшилок, в которых каждый может поведать что сам захочет. Кто про нечистую силу, кто про гробы на палках, а кто еще про что. И никто никогда толком не разберется во всем этом, потому что передаются истории едва слышно, где-нибудь в укромных уголках, между делом, а вскоре становятся мифами. Какой тогда вообще во всем этом смысл?

Так я и сидел возле печи, пропуская мимо ушей успокаивающие слова бабы Нины в адрес тети Тани. А если бы приехала Ленка, она бы меня поняла. Мы с ней всегда были особенно близки. Почему-то вспомнилось, как она в детстве всегда принимала мою сторону, даже если сама была с этим не согласна. Кто-нибудь зовет играть в казаков, а она не хочет, потом узнает, что буду играть я, и сразу же соглашается. Я, конечно, понимал, что это все только из-за того, что я был близок ей, а вовсе не из-за того, что она всегда думала как и я или считала мое мнение каким-то особенным, просто сейчас мне было бы неплохо почувствовать такую поддержку. Или встретить человека, который смог бы мне все толком объяснить.

Почему даже в двадцатом веке человек может так легко потеряться в лесу? Не где-нибудь в горах или в тайге, а здесь, прямо в Ленобласти. Почему нет каких-нибудь специальных служб или учреждений, которые занимались бы пропавшими людьми в лесах? Почему никто ничего не может найти и толком сказать? Следы у пенька на поле есть, а дальше нет. Ни у болот, ни в дебрях. Что случилось? Если бы кто-то сказал мне, что она умерла, предоставив убедительные доказательства, мне кажется, я бы вздохнул с облегчением. И не только я. Это гораздо проще, чем маяться в ожидании. А может, это чистой воды эгоизм? Одни говорят о тех ужасах, которые таит в себе наш лес, другие о том, что за такие суеверия могут последовать серьезные разбирательства. А что делать, если ни то, ни другое не кажется достаточно убедительным? Как есть на самом деле? Теперь, видимо, уже никто не узнает.

Тихонечко скрипнула дверь на крыльце. Тима не залаял. В коридоре стали едва слышны аккуратные шаги. Тетя Таня прислушалась. Дверь в дом отворилась, и на пороге показалась тетя Вера, бледная, перепуганная, в слезах. Она тяжело дышала, нижняя губа ее неприятно оттопырилась и дрожала, одна рука ее так и повисла на ручке двери, другой она держала возле лица платок. Руки ее тряслись, а сама она так и не смогла сделать шаг, замерев на пороге. Тетя Таня тут же подбежала, подхватив ее с криками и вздохами. Кое-как усадив ее за стол, и баба Нина, и тетя Таня начали расспрашивать ее, что случилось. Но тетя Вера ничего не говорила. Она продолжала тяжело дышать и плакать. На мгновение она глубоко вздохнула, кажется, собираясь что-то сказать, уставилась куда-то в пространство перед собой, замерла… Но так и не сумев выдавить из себя ни слова, вновь заплакала. Баба Нина успокаивающе гладила ее по голове, приговаривая, что все страшное позади, какая бы напасть там ни приключилась. Но тетя Вера так и сидела, сжимая возле рта платочек. По просьбе бабы Нины тетя Таня принесла жбан. Откупорив его и налив полный стакан, они принялись уговаривать тетю Веру выпить его полностью. Та с трудом отняла от лица трясущуюся руку с платочком, разжав ее над столом. Платочек выпал на клетчатую скатерть, а вместе с ним и какой-то клочок измятой бумажки. Все присутствующие в гробовой тишине посмотрели на клочок бумажки, лежащий поверх платка на столе. Тетя Таня потянулась было к нему:

– А это что за бумажка?

– Не трогай!

Баба Нина ловко, в одно движение опередила тетю Таню, накинула на бумажку край платка, на котором она лежала, схватила его за кончики и резко потянула в сторону. Платочек с завернутой в него бумажкой оказался на противоположном краю стола. Баба Нина спокойным голосом продолжила:

– Не надо. Потом все… Посмотрим. Не надо пока… Мало ли что.

Мы все, включая тетю Веру, уставились на бабу Нину в каком-то оцепенении. Воспользовавшись моментом, баба Нина поднесла уставившейся на нее в молчании тете Вере стакан и помогла ей выпить до дна. На середине пути тетя Вера поперхнулась, водка чуть ли не пошла носом, но баба Нина уверенной рукой наклонила его еще больше, с силой вливая остатки стакана прямо в горло, приговаривая:

– До конца, доченька, до конца… Нельзя останавливаться.

Влив все содержимое стакана в тетю Веру, баба Нина уже держала перед ней ломоть свежего хлеба, взятого из хлебницы на столе. Тетя Вера, откашливаясь, принялась жевать хлеб. Мы все выжидательно смотрели на нее, но никто не обронил ни слова, стараясь не подгонять ее. Когда она дожевала, водка уже успела на нее подействовать. Тетя Вера еще раз глубоко вздохнула и глубоко выдохнула. Все так же немного вздрагивая, не в силах начать разговор, она все же уже не тряслась без остановки, как до этого. Да и слезы уже перестали литься по ее щекам. Она несколько раз всхлипнула и дрожащим голосом произнесла:

– Ну вот и все… Вот и все… Теперь точно…

– Что точно?

– Не вернут…

Глава 22. Нечисть в лесу

– Все, струсила, не вернула матушку, душка не хватило.

– Не говори так!

– Да что ж случилось-то?

– Да что тут… Душка не хватило – и рассказывать нечего.

– Расскажи, доченька, расскажи нам.

Тетя Вера опять тяжело вздохнула и начала заикаться, а на ее глазах появились слезы. Баба Нина смахнула их с лица тети Веры своим стареньким платочком, после чего поднялась и сказала:

– Сейчас я, подожди, внучок, сходи со мной, попридержи собачку, мне до дома нужно. Я ей чайку заварю, полегче Верочке сделается.

– Да закрой его вообще, Рома, темнеет.

– Хорошо, Тань, сейчас.

Мы спустились с бабой Ниной с крыльца. Я вышел первым, чтобы утянуть Тиму. Он немного порычал на нашу гостью, но все же с цепи не рвался. После того как баба Нина ушла, закрыв калитку, я снял цепь с ошейника пса и повел его обратно во двор по крыльцу, через коридор и вниз. Он не сильно сопротивлялся. Раньше затащить его обратно было большой проблемой. Но чем старше он становился, тем покорнее каждый раз возвращался к себе в конуру. Я поднялся со двора и вошел в дом. Тетя Вера опять вытирала