Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

Себя не щадя

И не зная страха,

Чёрной бурей летел напролом

Сквозь дым…

И над взмыленными конями,

Не угасая

В чаду боевом,

Взмывало трёх революций знамя

Неопалимым своим крылом.

Как дьявол, мечась в огневой крутоверти,

Лишь ветер

                Да пули

                Да звон удил, —

В дым разносил батальоны смерти,

И вместо «Ура» выдыхал: «Радзивилл!»

– Га, Радзивилл! —

И шашка шипела,

Навкось разваливая врага,

А Зрини, упруго сгибая тело,

Вздымал её наотмашь

И оголтело

Хрипел: «Радзивилл!

                Собака. Га!»

Откуда бралась она, эта сила? —

Бойцы по неделе не знали сна.

Под вечер Ока эскадрон поила,

А утром встречала река Сосна.

Но, видно, сквозь смерть проходить к победе —

Так голосует войны закон…

Под Ливнами вырезан был на рассвете

Этот отчаянный эскадрон.

* * *

Во сне ли всё?

Но, словно на ладони,

Я вижу поле голое кругом,

Сосна сверкает синевой

И тонет

Просторный блеск на берегу другом.

Лишь, как позёмка,

Где-то на затоне

Сухой камыш шипит под ветерком,

Да бесприютный куличок простонет,

Навстречу небу

Выходя рывком,

И снова всё молчит.

И ни о ком

Не помнит степь.

Но ты сегодня вспомни,

Стремились как Фабрициуса кони

С Ельца на Ливны длинным большаком.

Всё мимо – деревеньки, палисады.

Садов остатки, чёрные, в золе…

И впереди летел латыш усатый,

И конь пластался брюхом по земле.

На выручку,

А может – на поминки

По эскадрону.

Но вперёд! Вперёд!

Кружилось небо, цвета слабой синьки,

И ветер туго набивался в рот.

– Вперёд!

Вперёд! —

Но, на дыбы взлетая,

Осели кони:

Логом по траве

Шёл человек навстречу им, шатаясь,

С багровою чалмой на голове;

И, шагу не дойдя,

Упал в полыни…

Удерживая жеребца едва,

Фабрициус, нагнувшись, крикнул: «Зрини!»

И Зрини только прошептал: «Това»…

V

Восемнадцатый год

Хутора и станицы

Кутал гарью,

На порох и пламя богат.

Полыхали пожары,

Как крылья жар-птицы,

И над ними гудел

Отдалённый набат.

Спрятать голову,

Лечь,

Заползти под веретье,

Стиснуть зубы,

И, рот разодрав жеребцу,

Уходить от беды…

Так бежал Шереметьев

Нелюдимою,

Волчьей дорогой к Ельцу.

А с другой стороны

По угрюмому парку,

За сугробом

Сугроб приминая с трудом,

Цепь безмолвных теней

Подкатилась к фольварку,

И стянулась,

И с грохотом ринулась в дом.

И уже волокли из хранилищ махотки

Со сметаной и маслом,

От яств опьянев,

Рыбаки,

Никогда не имевшие лодки,

Безлошадные жители

Голой Слободки:

Их шатал,

Не найдя себе выхода,

Гнев.

Их шатали столетия злой,

Оголтелой,

Нищей жизни…

И, цену не зная вещам,

Били севрский фарфор,

Брали то, что блестело:

Двухрублёвый стеклярус

И шёлковый хлам.

На дворе ж,

Колыхаясь,

Щетинили вилы:

С сыновьями,

С громадой дядьёв и зятьёв

Перехватовы,

Дубовы,

Юзька Бугров,

Жмоты, тысячники,

Шибаи-воротилы,

Шереметьевских

Кровных делили коров.

Этим издавна дело такое знакомо:

На гурты разбивали коров не спеша,

Сообразно цене…

Но отряды ревкома

Появилися в самый разгар дележа.

И рябой паренёк

На ходу,

С тарантаса

Крутанул пулемётом: «А ну, расходись!

Да без шума!»

И максим, дрожа,

Раз за разом

Ленту веером выпихнул в тёмную высь.

Ночь ответила эхом,

Сама – только эхо

Беспокойных, осадных ночей Октября.

…………………………..

Так пропал Шереметьев

За вёрстами снега.

Так в фольварке

Возникла коммуна «Заря».

И пока выкликали по списку комбеда

Слобожан,

Далеко, стороной от дворов,

Шли к своим отрубам

По обратному следу

Перехватовы,

Дубовы,

Юзька Бугров.

Дубов-дед, не стерпев,

Хлопнул шапкою оземь,

Зло завыл: «Голоштанникам… триста коров,

A!» – И долго стоял на морозе,

В лютой ярости к новому.

Тёмен,

Суров…

VI

У Фабрициуса дрогнул

Судорожно сжатый рот…

Из рядов, пробив дорогу,

Хлопец выступил вперёд

И сказал перед отрядом

Угловатым говорком:

«Тут у нас коммуна рядом —

Вот за энтим ветряком.

Вот уже другое лето

Много наших хуторян

В ней живёт… Коммуна эта

Называется “Заря”…

Там спокойно… Всё же – бабы…

И, к примеру, сало есть…

Так что раненого нам бы

До коммуны той завезть…»

* * *

Мимо старого кургана,

Мимо вышки ветряка

Вёз Фабрициус Иована,

Как ребёнка, на руках.

И, взлетев на повороте,

Тихий перезвон подков

Замирал в траве осоте,

В душном тлене васильков.

Сотне степью голубою

Путь-дорога без конца.

По дороге меж собою

Говорили два бойца.

И один сказал: «Не знаю

Пятый год покою я,

Всё войною кружит злая,

Шалая судьба моя.

На моей кончине, видно,

Попирует вороньё…

Ну, да нам и не обидно:

Помираем за своё.

За своё и тупим ныне

Наших шашек острея,

Чтоб цвели – просторной сини —

Вольной родины края…

Родины…

А как же Зрини?..

Говорили – австрияк…»

И замолкал боец.

Порубан

И наполовину сед,

Боль свою глуша,

Сквозь зубы

Отвечал ему сосед:

«От Хопра до Приазовья

В дымном логове войны

Рудою казачьей кровью

Ковыли напоены.

Не сдавались мы на милость,

Не кручинились в бою,

Мы за эту землю бились,

Как за молодость свою…

Но до смертного предела

Сохраню на