Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

песка глупыша —

Рыбацкие выйдут байдары,

Камыш прошлогодний круша,

И ветер азовский ударит

Навстречу, мешая дышать, —

Пропахнувший вербой и лесом,

Солёный и крепкий, как бром.

Кто большего счастья попросит,

Чем парус, поставив ребром, —

Стряхнуть на песок под откосом

Фунтовых язей серебро.

И песню, звенящую славой,

О том повести высоко,

Что лягут дорогой кровавой

Отряды фашистских стрелков,

Что вслед им за дымной заставой

Застонет земля от подков,

Залитая страшною лавой

Летучих казачьих полков.

1934

«Парус» (1940)

Посвящаю Елене Лунц

Надпись на книге

Вам снилось когда-нибудь море

В безводном степном городке,

Где сохнет бельё на заборе,

И спит под кустом в холодке

Семья поросят терпеливых,

И – в белом огне небосвод?..

…Вам снился ль

В далёких проливах

Бесшумного паруса взлёт?

Его в ураганах кружило

И рва́ло в клочки на лету,

С ним бедное детство дружило,

В крылатую веря мечту.

Упрямо вперёд устремлённый,

Из бездны взлетая на вал,

Он в мир предрассветный, зелёный

Манил за собою и звал.

Пусть буду я стариться дома,

Пусть стану, как пепел, седой,

Но парус, к рассвету ведомый

Исканий тревожной звездой,

Запомню, как единоверца…

…И смерти наступит черёд,

Когда не останется в сердце

Простого стремленья вперёд.

Ленинградские стихи

«Ещё октябрь…»

Ещё октябрь,

И на иголках сосен

Туман, как марля,

Гнётся и шуршит:

В пустых логах

Умрёт сегодня осень,

И будет ей

Прозрачный саван сшит.

И сонный день —

Проспектами,

Невой ли —

До тихих комнат наших донесёт

В печальных листьях

Отзвук дикой воли,

Как запах мёда от истлевших сот.

Так надвое ломается природа,

И осень к нам

Торит пути.

Их два:

Одним – она приходит как работа,

Другим – примета,

Видная едва.

Вот рыбакам —

Осенняя путина:

Баркас и ночь.

И в скалах – моря гром.

А у меня на стёклах

Паутина

Чеканена огнём и серебром.

И город,

Задремавший на рассвете,

Над ним —

Седая северная мгла.

Хранимый в злобной темноте столетий

Всей силой

Материнского тепла,

Он вырос здесь,

Как вырастают дети,

И смерть

Его коснуться не смогла.

Не золотых кормушек прихлебатель —

Сюда,

В болота,

В дьявольский мороз,

Один народ, творец и созидатель,

Такую кровь,

Как пламя в жилах, нёс.

И столько было здесь утрат безмерных,

Что если б

Кровь соединилась та,

Её тепла хватило бы, наверно,

Чтоб мы бессмертны стали навсегда!

Истории свидетелем я не был.

Но есть один печальный день —

Он мой:

Декабрьское заплаканное небо

И Ленинград, от горести немой.

И лишь капель —

Слезой с еловых лапок.

И лишь Шопен —

Почти навзрыд,

Сквозь креп.

И тысячи в молчании, без шапок,

Шатаясь, шли,

Как будто каждый – слеп,

Как будто город

Снова мостовыми

Повёл людей,

Чтоб убедить – затем, —

Как далеки

Вождя живое имя

И гроб

В лесу холодных хризантем.

Так день войны прошёл.

И юность наша

За краткий миг прощанья и тоски,

Как после битвы смертной,

Стала старше,

И изморозь подёрнула виски.

Но город мой

Растёт всё выше, выше!

У чистых вод

Шумят его сады.

И край снегов

Весенним солнцем дышит

Под этим небом,

Северным

Седым.

«Здесь на диво смеркается рано…»

Здесь на диво смеркается рано,

И за парком,

                скользящим во тьму,

Лишь заката

                пунцовая рана

Червонеет

                и меркнет в дыму.

Этой ночью,

                почти бесконечной,

От застывших плашкотов до рей

Будет сумрак клубиться

                под млечной

Теплотой луговых фонарей.

И огромен

                и странно нечёток,

Словно пляшущих смерчей загон,

Хлынет парк,

                сквозь узоры решёток

С четырёх прорываясь сторон.

Там

                все ветры запутались, вея,

Там осенним прудам на ладонь,

Бурей скручены в штопор,

                деревья

Осыпают холодный огонь.

И над лужицей, тонкой

                как бритва,

Всё кипит

                в моросящей пыли

Непогод молчаливая битва

С убывающей

                силой земли.

Оттого ль,

                что средь листьев белесых

Свет и сумрак

                сошлись вперекрёст,

Ожил мрамор,

                и тень Геркулеса

Ночь выводит

                на Кировский мост.

Следом,

                следом —

                                воскресшие мифы,

Шум ристалищ, чтоб лёг поперёк

Злому бегу

                сатира и нимфы

Дискобола могучий рывок!

И уже не раскопки,

                не холод

Кукол мраморных —

                там, в темноте,

Весь он,

                строгий и ласковый,

                                город

В непорочной своей красоте.

Стрелы улиц,

                прямых и широких,

Великанский

                размах площадей —

Всё

                как мысль,

                                пережившая сроки

Мелкой жизни

                и славы

                                людей.

Но во имя семьи нашей тесной,

На земле

                продолжая их род,

Мы найдём их,

                погибших безвестно

В липком гное

                вонючих болот.

Всех,

                кого заносило ночами

Ржавой пеной

                подземных ключей,

Подпирающих город плечами —

Новгородцев,

                курян,

                                псковичей…

Средь кронверков

                и взорванных шанцев

Их борьба,

                отлетев на века,

Грандиозней,

                чем битвы троянцев,

И,

                как эллинский миф,

                                далека.

Выйдем в ночь.

                У седых бастионов

Свищут волны,

                свиваясь в кольцо.

Голубые огни стадионов