Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

Канув навсегда

С последней

                вспышкою

                                вокзала?

«И снова зима…»

И снова зима.

И лепечущий сонно

Снежок в синеве,

                в тишине,

                                в облаках.

И снова

В дыму мостовые кессоны,

Прозрачный и ломкий

                ледок на быках.

Как будто

Вздыхает волынка слепая

И ей колыбельный напев не найти.

Полмира,

В бреду снеговом засыпая,

Позёмкою

                переметает

                                пути.

Сегодня

                всему Ленинграду приснится,

Что в пимах скрипучих,

Пройдя по дворам,

Дремотный,

                серебряный Север

                                глядится

В двойные глаза

                замороженных рам:

Всё тот же ль в них мох

И стаканчики те ли?

И тут я почувствую

                из уголка,

Из самого сердца туманной метели,

Как ты от меня в этот час

                далека!

Но дружба у нас

Началась не с улыбки,

И в горький,

И в трудный рождённая час,

Простая любовь твоя

Голосом скрипки

Ко мне долетит,

Теплотою лучась.

И снова ты девочка,

Снова – Олеся,

И солнечный мир,

                словно в детстве,

                                широк,

Как некогда

                там,

                                над Лиманом,

                                                в Одессе,

Где ты повторяла

                свой первый урок.

«Заоконных полночных теней…»

Заоконных полночных теней

Мимолётный узор вырезной

Отмерцает на белой стене

Лунной, трепетной голубизной.

И останется город – как есть,

Переполненный жизнью другой:

Весь летящий и каменный, весь

Воплощение мысли нагой.

Непривычный к его языку,

Ты сойди в тишину и застынь:

Словно спины коней на скаку

Над Невой изогнулись мосты.

Что в них? – радуги искристый смех,

Небосвод над твоей головой,

И безудержный улиц разбег

За пределы земли – по кривой,

Человек над водой их простёр,

Выгнул в плавное полукольцо,

Чтобы хлынул безумный простор

Мглой, и светом, и ветром в лицо.

Пусть безвестен строитель, но ты,

Как наследник, поймёшь, породнясь,

Красоту его давней мечты,

Воплощённой в чугунную вязь…

Далека и в деталях – нища

Созиданья живая пора,

Но живёт в постаревших вещах

Всё, чем грезили их мастера.

<1939>

«Всё, чем жили…»

Всё, чем жили,

Перешло в рассказы, —

Словно я дневник читаю свой,

Снова встретив город,

                галок,

                                вязы,

Ветреные ночи над Невой;

Если б им заговорить однажды —

Спутникам

Больших моих дорог,

Я тогда бы в мире прожил дважды,

Полон горя, счастья и тревог.

И, о запятых не беспокоясь,

Встретил бы в природе,

                наяву,

Мною не написанную повесть —

Ту, которой жил я и живу.

Ты говоришь, Ленинград

I

Наверное, это был голос твой

Над гулкою мостовой,

Когда ракета

На горизонт

Скатилась дугой кривой,

И берег потряс орудийный рёв,

И дым,

От огня багров,

Дохнул из многодюймовых жерл

С замерших крейсеров.

Наверное, это был голос твой,

Когда пролетел Невой

Торпедных

Бесчисленных катеров

Свистящий, бешеный вой,

И гибельной скоростью взметена

На воздух с речного дна,

В белых,

Пузырящихся буграх,

Шипела, крутясь, волна.

Наверное, это был голос твой,

Грозно зовущий в бой,

Когда самолёты

Взошли вдали

Тучею грозовой;

Над ними солнце катилось в зенит,

Но стыла земля в тени:

С востока до запада

На полдня

Закрыли солнце они.

Но радость наполнила голос твой,

Когда площадей покой

Подёрнулся трепетною,

Сквозной

Вечернею синевой,

И песни,

Негаснущие вовек,

Как птицы, взлетели вверх,

К звёздам,

Где морем цветных огней,

Сверкая, плыл фейерверк.

II

Дым не дым – синеватая гарь.

Прошёл автобус, потом

Фонарь загорелся,

И стал фонарь

В воде голубым столбом.

Белая ночь срезает углы

Тяжёлых домов,

И вот

Сказочный город над морем мглы,

Покачиваясь, плывёт.

Не берег —

Ветер крылья простёр,

Дикою волей горд.

Не волны Невы —

Океанский простор

Стучится в гранитный борт.

Крепче ноги!

Полночь несёт

Звёзды над головой.

Палубу-улицу глухо трясёт

Ход двухсотузловой.

«Полный!» —

Командует капитан

С башни броневика.

И голос его – за ночь, за туман

Уходит греметь в века.

«Так держать!» —

Капитан говорит.

«Есть!» —

Отвечаем мы.

Высоко наш пламенный стяг горит,

И ветер стонет почти навзрыд,

И пена летит с кормы.

– Трудно? Ночь? —

Ничего, держись!

Уже заалел рассвет.

Город врывается в солнце, в жизнь,

В праздник на сотни лет.

И он никогда не уйдёт назад,

И нет для него преград,

Ибо гордое имя его – Ленинград,

Прислушайся: Ленинград.

Студенты

Студенты

Это —

Сумерки сразу за шторой.

И – зима.

И – университет:

Коридоры,

                лектории,

                                споры,

Перебор новостей за сто лет;

Вороха сногсшибательных истин,

Пятитысячный гул в перерыв,

И писание

                до вывиха кисти,

Все тома до листка перерыв;

И от Кирши Данилова —

К Прусту:

«Вертер»,

                «Зимняя сказка»,

                                «Кобзарь»…

…И зима

В кабинете искусства

Зажигает волшебный фонарь.

Только

                тысячелетья,

                                седея,

Новой жизнью откроются вдруг,

Там,

                где плачущая Ниобея

Насмерть вкована в трепетный круг.

Греки! —

И после смерти не тлеть им…

И припомним потом, старики,

То, как нам,

Восемнадцатилетним,