Лев Каменев: «Я не согласен» - Анна Сергеевна Кочетова

безобразия в области рационализации», выдавать пособия по безработице, «действительно соответствующие средней зарплате данной местности», улучшить жилищные условия, «обязав предприятия усилить затраты на жилстроительство»[293].

Для решения аграрного вопроса предлагалось вести правильную политику заготовительных цен и организацию доступного кредита; изменить существующую систему единого сельскохозяйственного налога, освободив от него беднейшие и «маломощные крестьянские дворы»; увеличить вложения средств в совхозное и колхозное строительство и повысить цены на сельскохозяйственные продукты ради возможности удержать хозяйство хотя бы на нынешнем уровне.

Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиции) к XV съезду ВКП(б) с приложением записки 13 членов оппозиции в Политбюро ЦК ВКП(б)

3 сентября 1927

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 132. Л. 74–74 об.]

В промышленности оппозиция ратовала за увеличение темпов индустриализации, так как работа промышленности не должна отставать от растущих потребностей и ресурсов страны. Отвергая пятилетку Госплана, она предлагала упорядочить финансы, дать отпор «покушениям на монополию внешней торговли».

Кроме того, оппозиционеры призывали взять курс на борьбу с чиновничеством и вовлекать трудящиеся массы в дела управления. Будучи уверенными в неизбежной войне «империалистов» против СССР, призывали к организации пролетарских революций «в решающих странах».

И главное, что подчеркивала оппозиция в своей платформе, – что она категорически против раскола партии: «Наша задача состоит не в том, чтобы строить какую-то новую партию, а в том, чтобы добиться исправления линии ВКП… Пролетарская революция в СССР может победить до конца только при единой большевистской партии»[294].

А 6 сентября 1927 года Зиновьев, Петерсон, Муралов и Троцкий отправили в Политбюро и Президиум ЦКК заявление, в котором указывалось на репрессии против инакомыслящих накануне съезда, на слишком малый срок для дискуссий перед съездом (был дан лишь месяц), говорилось о срывах выступлений оппозиционеров на партийных собраниях, снятии с постов и ссылке оппозиционеров, увольнениях с работы сторонников оппозиции, запрете перевода оппозиционеров из кандидатов в члены партии, что для Троцкого приравнивалось к исключению из партии, запрете публиковаться в печати.

В том же заявлении выставлялись требования: немедленно рассмотреть платформу оппозиции, вернуть в партию исключенных оппозиционеров, обеспечить возможность дискуссий на партийных собраниях, организовать печать и распространение всех предсъездовских документов, в том числе и платформы оппозиции, и ускорить созыв пленума. А главное – оппозиция просила «устранить фракционный характер подготовки съезда и прекратить безобразия, недостойные пролетарской партии» [295].

8 сентября срочно собралось объединенное заседание Политбюро и Президиума ЦКК. Несмотря на то что туда пригласили Зиновьева и Троцкого, им не дали нормально высказаться. После выступления Сталина прения были закрыты, и они даже не смогли хоть как-то прокомментировать его обвинения. Поэтому 12 сентября они отправили так называемые дополнения к своим выступлениям. Секретариат, как и ожидалось, отказался их приобщать к стенограмме. Причина абсолютно смешная – «дополнения» на 16 страницах, а можно приобщить якобы только одну[296].

Как и стоило ожидать, все требования были отвергнуты. Политбюро возмущалось, что оппозиция принялась критиковать тезисы ЦК, даже не увидев их. А ведь дискуссию можно начинать только после официальной публикации тезисов ЦК. Авторов платформы назвали оторвавшимися от партии и пролетариата интеллигентами, давно уже потерявшими веру в силу революции. Отказ напечатать платформу оппозиции Политбюро объяснило нарушением резолюции X съезда «О единстве партии». И это несмотря на то, что платформа прямо говорит о необходимости единства партии. В итоге был сделан вывод, что «оппозиция, очевидно, стремится сорвать план подготовки к съезду». Политбюро, «не может быть сомнения», не допустит этого[297]. Поэтому решили: печатание и распространение платформы воспретить. А в случае распространения в СССР и за границей – «считать ответственными за нарушение партдисциплины подписавших ее товарищей».

Кроме прочего, Политбюро категорически было не согласно с тем, что «ухудшение дипломатических отношений СССР с капиталистическими государствами» – признак ослабления международных позиций пролетариата СССР. По его мнению, это, скорее, результат политического кризиса на Западе[298].

В итоге платформу оппозиции Политбюро назвало «платформой раскола партии», а ее авторов – хныкающими и нетерпимыми интеллигентами. Вместе с резолюцией Политбюро этот документ был разослан всем членам ЦК и ЦКК «под личную расписку с обязательством обращаться с этими документами наравне с шифром и вернуть в Секретариат»[299].

А потом прокатилась волна обысков[300]. У сторонников оппозиции целенаправленно искали и изымали документы оппозиционного характера. Все протесты, что найденные документы являются большевистски-ленинскими, а не контрреволюционными, игнорировались. Среди обнаруженного была и платформа оппозиции, причем в типографском виде.

20 сентября стали появляться сведения из разных городов, что платформа оппозиции все же распространяется. Все это развязало Политбюро руки, чтобы обвинить оппозицию в создании нелегальной антипартийной типографии. На самом деле речь шла всего лишь о паре пишущих машинок, стеклографе и ротаторе. Зиновьев и Петерсон пытались защищаться, требовали расследования действий ГПУ в связи со слежкой и обысками сторонников оппозиции. Угрожали довести до Коминтерна все сведения о творящихся безобразиях[301]. Но Политбюро опять все решило по-своему. 22 сентября 1927 года оно утвердило резолюцию о раскрытии нелегальной типографии[302].

В первую очередь оно обвинило оппозицию во лжи: «оппозиция дала свое заявление от 8 августа[303] не ради единства, а для того, чтобы обмануть партию и прикрыться этим обманом для усиления своей раскольнической работы». А организовав в Москве нелегальную типографию, по мнению Политбюро, совместно «с беспартийными буржуазными интеллигентами», встала на путь создания новой партии. В ответ на угрозу Зиновьева Политбюро и ЦКК заявили, что сделают все от них зависящее, чтобы отстоять единство партии: «Партия совершила бы самоубийство, если бы поколебалась хотя бы на одну минуту вышвырнуть вон из своих рядов разложившихся раскольников и дезорганизаторов»[304].

Реакция Зиновьева не заставила себя долго ждать. В обращении ко всем членам и кандидатам ЦК, ЦКК и всем обкомам Зиновьев прямо обвинил Сталина в том, что он притянул историю с нелегальной типографией для оправдания своего нежелания публиковать платформу: «Эту платформу Сталин напечатать, видимо, не может, ибо ленинской правды он, предавший ленинизм, вынести не может. Сталин знает, что эта платформа встретит горячую поддержку рабочих-коммунистов»[305].

А Сталин только и ждал нового заявления. 27 сентября Политбюро указало на «вульгарно масловский жаргон» этого заявления. А самое главное, что оно «целиком разоблачило действительную природу оппозиции»[306]. По его мнению, оппозиция сползла «на рельсы буржуазной демократии» и «перешла не только к организации второй партии, но и защите элементов, явно враждебных