Полдень, XXI век 2007 № 11 - Александр Николаевич Житинский

последняя не оказывалась внешне достаточно эффектна. И уж точно они никогда не углублялись в «научные обоснования» бластеров и четвертых измерений, в лучшем случае ограничиваясь чем-нибудь совсем популярным… Экранное чудо не требовало объяснений для того, чтобы быть достоверным: раз уж зритель его видел, значит, оно было достоверным само по себе.

Ко времени, когда Гернсбек всерьез взялся за построение своей концепции фантастики, у кинематографа уже более или менее сложилась своя. Первый кирпич в ее фундамент вложил Мельес во Франции, но ее стены несколько лет спустя начали возводить совсем другие люди в Германии.

К тому времени судьбы жанровых «близнецов» — литературной фантастики и фантастики в кино — разошлись окончательно.

Об этом — в следующий раз.

3

ЛИЧНОСТИ

ИДЕИ

МЫСЛИ

Константин ФРУМКИН

АМАЛЬГАМЫ ЖИЗНИ И СМЕРТИ

Видали ль вы преображенный лик

Жильца земли в священный миг кончины —

В сей пополам распределенный миг,

Где жизнь глядит на обе половины?

В. Бенедиктов

Пространственная даль и пограничные переходы

Темы путешествия в загробный мир и общения с духами умерших занимают художественную литературу едва ли не с момента её возникновения. Тема спуска в царство мертвых фигурирует в таких древнейших литературных памятниках, как «Одиссея» Гомера и древнешумерский «Эпос о Гильгамеше». Более того — известный фольклорист Владимир Пропп доказывал, что за сюжетами большинства сказок о путешествии в дальние страны на самом деле стоит миф о путешествии в загробное царство.

За последние три тысячи лет появилось бессчетное число подробнейших литературных описаний загробного царства — от христианских апокрифов до «Путешествия капитана Стромфилда в рай» Марка Твена, от «Божественной комедии» Данте до «Нового того света» Альберто Моравио, от сатирических фантазий Рабле до «Танатонавтов» Бердарда Вербера, от произведений Цицерона и Лукиана до «Света в окошке» Святослава Логинова. В известном смысле, загробный мир стал довольно банальной темой литературы, и в частности фантастической литературы (если только не считать любое описание загробного царства фантастикой).

Важнейшая особенность всех подобных описаний — независимо от того, на каком культурном и религиозном материале они создавались, — заключается в том, что умершие (или духи умерших) изображаются пребывающими в некоем особом «месте», особом «пространстве» — отличном от места, где «живут живые». Владимир Пропп утверждает, что в сказке «смерть принимает формы пространственного перемещения»[1], однако той же самой логикой вынужденно руководствуется любая мифологическая или литературная попытка изобразить царство умерших как некое особое «место». Эту вынужденную логику можно считать одним из проявлений закономерности, сформулированной Фейербахом, — мысль о «том свете» и «ином мире» всегда в конечном итоге оказывается мыслью об «этом» мире, на «иные», «невидимые» и «идеальные» реальности мы проецируем преобразованные представления об окружающей нас действительности. По словам Фейербаха, потустороннее — это всегда некая «пространственная даль». Немыслимое и неизвестное состояние «по ту сторону смерти» мы не можем мыслить иначе как просто другую точку в пространстве.

Из подобных представлений с неумолимой логикой вытекает, что должна существовать граница (или даже пограничная область), отделяющая царство живых от царства мертвых. Если «Этот свет» — место, если «Тот свет» — другое место, и если сама смерть — это что-то вроде «пространственного перемещения», то существует некая область пограничного перехода, которую приходится преодолевать, чтобы попасть из одного царства в другое. Все люди преодолевают эту границу после своего конца, а некоторым — героям литературных фантазий — удается сделать это и при жизни. Правда, в подавляющем большинстве случаев авторы «танатографий» не уделяют феномену границы большого внимания. Это просто область транзита, барьер, который с легкостью или с некоторыми усилиями преодолевается.

Нельзя утверждать, что мифологическое мышление совсем ушло от темы «границы». Древние греки, как известно, говорили о реке (Ахерон, Стикс) по которой курсирует перевозящая души умерших ладья Харона. В христианстве известен образ врат рая с сидящим пред ними апостолом Петром с ключами. Католическая традиция добавляет сюда образ чистилища. В православной традиции известно представление о «воздушных мытарствах» — девятидневном путешествии души умершего с земли до неба, в течение которой душа вынуждена проходить установленные бесами кордоны. Кроме того, в культурах самых разных народов очень часто можно увидеть две параллельные семиотические парадигмы Мира смерти. Одни мифологические образы фиксируют Событие смерти, Акт умирания — но совсем другие образы относятся к Царству мертвых, к загробной жизни. В греческой мифологии различаются боги Танат, олицетворяющий сам акт умирания, и Аид — правитель преисподней. В древнееврейской письменности также упоминаются отдельно «смерть» и «князь преисподней». В христианской Европе без противоречия с концепцией ада и рая существует образ смерти как вооруженного косой скелета.

Но, как бы ни была разработана тема События смерти, в подавляющем большинстве сюжетов о путешествиях в загробное царство граница оказывается лишь «проходным эпизодом» — проходным в буквальном и в переносном смыслах.

Тем более интересно попытаться выделить те немногочисленные произведения литературы, которые целиком сосредоточились на описании именно приграничной области, на ситуации нахождения человека между «тем» и «этим» светом. В литературном отношении попытки изобразить «пограничную ситуацию» и «приграничное пространство» интересно именно тем, что граница, по самой своей природе, не должна принадлежать ни к сфере жизни, ни к сфере смерти в чистом виде, а значит, она должна включать в себя элементы обеих сфер. Таким образом, перед писателем, решившим изобразить приграничную область, стоит интереснейшая в эстетическом отношении задача живописать, как среди деталей и обстоятельств «обычного» мира проступают признаки умирания, тления, более того — как с виду живое оказывается на самом деле уже умершим. На границе мы видим жизнь и смерть вперемешку, бледным аналогом чего может быть кладбище — царство мертвых, устроенное живыми, предназначенное для живых и видимое живыми.

Разумеется, поскольку в подавляющем большинстве случаев внимание мифотворцев и фантастов сосредоточивалось не на самой границе, а исключительно на процессе ее пересечения, то устойчивой традиции изображения приграничной территории, где происходит взаимопроникновение двух несоизмеримых царств, в литературе не создано. И все же отдельные и очень характерные попытки изобразить положение людей, еще не определившихся окончательно в выборе между жизнью и смертью, изображения миров постепенного перехода жизни в смерть в литературе можно найти.

Для удобства мы бы разделили подобные попытки на три группы:

1. Описания предсмертных видений.

2. Истории об умерших, не знавших, что они умерли.

3. Истории о стирании границ между этим и тем светом.

Потомки сновидений