Мой следующий вздох: мемуары - Jeremy Renner

Скорее, я издевался над собой, подбадривая себя, чтобы как можно быстрее пройти путь к выздоровлению.

Не помог и тот день, когда я обнаружила в своей ванной метлы, швабры, ведра и прочую уборщицкую утварь.

В моем лихорадочном состоянии, иногда под воздействием фентанила, обнаружение этого материала заставило меня подумать, что никто не думал, что я выживу. Неужели все здесь думали, что я буду стонать и умирать, как все остальные в отделении интенсивной терапии? Неужели я открыл службу уборки для инопланетян?

"Какого черта?" заорал я на толпу медсестер. "Вы думаете, я здесь не выживу? Вы думаете, что можете хранить свое гребаное дерьмо уборщицы в моей ванной? Какого хрена? Вы думаете, что все вокруг стонут и умирают, так что я тоже умру? Это место похоже на гребаный дом с привидениями. ОТДЕЛЕНИЕ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ?"

И тут я полностью перешел на голос Винсента Прайса: "Больше похоже на фильм ужасов: "Я вижу тебя..."

Я был на одном.

Но я также пытался быть смешным, потому что, имея дело с таким количеством травм и будучи накачанным лекарствами, я отчаянно пытался выровнять свою трезвость в отделении интенсивной терапии. Юмор требует времени. Юмор требует ума. Юмор требует аудитории и умения ее читать. Юмор требует многого от сознания - чтобы быть смешным, нужно быть действительно осознанным, действительно присутствовать, действительно быть в курсе. Пытаясь быть смешным, пытаясь придумывать гэги, я просто выяснял, насколько я в полном дерьме - или не в полном.

Если никто не смеялся, значит, у меня были проблемы. Я был напичкан морфином, фентанилом и всем остальным. Слава Богу за все эти наркотики, но мне очень хотелось рассмешить медсестер, и потому, что это был способ калибровки моей трезвости, а еще я понимал, что, будучи Худшим пациентом в мире, они нуждались в легкой разрядке от моего постоянного дерьма Великого Побега.

То, насколько удачно приземлялись мои шутки, напрямую зависело от моей текущей ясности.

Итак, служба уборки для инопланетян? Ага, по крайней мере, улыбнулся, что равнялось адекватной доле ясности, хотя я не уверен, что пародия на Винсента Прайса удалась, как я надеялся.

На пятое утро в Рино я записал на телефон следующие заметки:

Ну, я проснулся

Двигать ногами

Черт возьми!!!

Вот это действительно моя беда.

Мое решение

Я не хотела просыпаться с ...

Пойду прикладывать лед к ногам. Во время разговора с медсестрами о том, [каковы] мои шансы на жизнь,... в том же предложении я спокойно отвечаю, что только я могу определить, [что]

И теперь я понимаю, что должен направить этот корабль костей к берегу со всей этой любовью. Проклятье

Корабль из костей - чертовски верно; именно так мы себя чувствовали в четверг, 5 января. И этот корабль из костей был явно разорван. Хотя я был бы рад, если бы кто-нибудь сказал мне, каков мой долгосрочный прогноз, сам вопрос был совершенно неправильным. Ответ лежал внутри меня, а не снаружи. Только я мог определить дальнейший путь своей жизни. Так было всегда - почему же после этого случая должно быть иначе? Если мы действительно верим, что ничего не контролируем, что все значительные (и незначительные) события, которые с нами происходят, навязаны нам некими внешними силами и что мы не можем повлиять на направление нашей жизни, тогда какой смысл во всем этом?

Я никогда не чувствовал себя таким. Я всегда прокладывал свой собственный путь, каким бы трудным или даже невозможным он ни казался. Пройдя через этот инцидент, я не освободился от ответственности перед самим собой, каким бы божественным вмешательством мне ни посчастливилось воспользоваться. Истинность этого вмешательства, все чудеса, произошедшие со мной до сих пор, еще больше требовали, чтобы я не растратила эти дары. Меня купали в любви столько людей, что теперь моя задача состояла в том, чтобы выжить, а еще больше - процветать.

Спрашивать медсестру о моем будущем? Так же несправедливо и так же понятно, как кричать на них за то, что они тыкают в меня в три часа ночи или хранят швабры в моей ванной.

Надеюсь, что в своих мыслях я был больше тираном, чем в реальной жизни, но, вероятно, и то, что в мыслях я казался более обаятельным и остроумным, чем на самом деле, очевидно для окружающих. Но когда моя тирада о "I See You" прозвучала, я обрел трезвость, и это также принесло некоторое облегчение моей семье. Такая забавность помогла им увидеть немного больше функций моего мозга, понять, что я достаточно ясен, чтобы быть чем-то похожим на Джерема, которого они всегда знали.

То, что я так отчаянно хотел выбраться из Рино, было еще одной частью моей трезвости. Это был один из способов, с помощью которого я мог не зацикливаться на своей боли. И я не пытался вырваться на свободу только потому, что в больнице очень хреново. Правда для меня всегда заключалась в том, чтобы попытаться найти свой мозг. Как мне найти свое сознание?

Я также знал, что надвигается шторм и у нас есть совсем немного времени, чтобы убраться из Рино. И мы уже запланировали операцию на моем лице в Лос-Анджелесе (операция была назначена на 7 января, в мой день рождения).

Посреди ночи, перед рассветом шестого дня, я снова попыталась сбежать, позвонив маме и сообщив, что лечу обратно в Лос-Анджелес. Моя бедная семья - они работали на нулевом сне и самом худшем питании, известном человеку, - закусках из автоматов и пицце. Их тела, их сердца были в шоке; они ходили как зомби. Но я была там, в три часа ночи, звонила маме в отель. "Мы уезжаем, мам!" объявила я. "Я собираю вещи. Самолет готов. Мы возвращаемся в Лос-Анджелес!"

Самолет не был готов, пилот еще несколько часов не появлялся и не проверял погоду, у компании Renown не было разрешения на мой вылет , и так далее. Моя семья все еще решала, как доставить меня из больницы в самолет, чтобы вернуть в Лос-Анджелес.

Я был занозой в заднице. Но я также был бойцом. И я знал, что в больнице я не вылечусь. Для меня больницы - это место, где тебе все исправляют, а потом ты убираешься к черту. По крайней мере, я так считал, и каждый день боролся за то, чтобы это произошло. В свою очередь, в "Ренауне" посчитали, что мне все еще нужно два переливания крови, и у больницы не было особых причин