Красные орлы - Филипп Иванович Голиков

Их наступление – и очень упорное – началось в ночь на 14-е. Бой длился долго. Мы старались удержать завод, но не смогли. Белые заняли его.

Опять большие потери, опять отход. Беда, по-моему, не только в том, что белые сильны, но и в беспорядках, несогласованности у нас. Многое мне не по душе.

Уже утром верстах в пяти от завода, у поселка Зотовской, путь нашим перерезали роты 23-го Верхне-Камского полка Особой бригады, в которую входим и мы. Красноармейцы 23-го полка были настроены решительно, приготовили оружие на случай, если бы наши бойцы не подчинились. Никогда прежде я не видел таких обидных сцен. Но все обошлось тихо, мирно. Наш полк остановился, стал приводить себя в порядок.

Посмотрел я на 23-й полк и увидел в нем что-то родное, знакомое. Так же были одеты и полки 29-й дивизии: шапки разные, кто в полушубке, кто в шинели, одни в валенках, другие в холодных сапогах, некоторые на самодельных охотничьих лыжах. Привычны для меня эти красные ленты на папахах, банты на груди. Опять вспомнились родные «орлы»…

Бойцы 23-го полка нас поддевают: одеты, мол, хорошо, а воюете плохо.

Вскоре нашему полку и одному из батальонов 23-го отдали приказ приготовиться к наступлению, отвоевать завод у белых.

Из наступления ничего не вышло. Батальоны к обеду сбились вдоль узкой дороги. Справа и слева высокий, густой лес. Не разбежишься, не повернешься. Сойдешь с дороги – сразу в снегу по пояс, а лыж в полку нет ни одной пары.

Только высунемся на опушку, белые открывают пулеметный огонь. Им все видно с высокой колокольни залазнинской церкви.

Командиры кричат, люди топчутся на месте, приказы выполняются медленно и как бы с неохотой. С трудом продвинулись версты на две и остановились. Дальше ни шагу.

Потеряли 12 человек ранеными, один убит. Нескольких бойцов лишился и батальон 23-го полка. Когда стемнело, отошли в лес. Красноармейцы 23-го полка, пробыв ночью часов шесть на морозе, ушли обратно в поселок Зотовский. Мы стояли под открытым небом до рассвета, грелись у костров, разговаривали. Настроение у всех плохое. Утром узнали, что прибыл военный трибунал. Будут судить паникеров.

Из-за больших потерь наш полк превращен на время в сводный батальон. Роты тоже сводные. В каждой из трех рот человек 120–130. К нам в команду влиты остатки пулеметных команд батальонов. Народу стало больше прежнего – около двухсот бойцов.

Сводным батальоном командует товарищ Аничкин. К товарищу Ринку назначен помощником товарищ Царев, который раньше служил взводным в нашей же команде.

Никто не ведает, какие силы и планы у белых. В полку «Красных орлов» так не случалось. О беляках мы выведывали все, вплоть до подробностей. Под Егоршино и Баранчинским заводом нам были известны даже фамилии офицеров из бывших камышловских гимназистов. Я и сейчас их помню: Куренков, Комаров, Баранов. Особенно славился тогда своим изуверством капитан Казагранди, окончивший ирбитскую гимназию. Этот палач сам расстреливал рабочих, бедняков, пленных красноармейцев, измывался над женщинами и стариками, заподозренными в помощи красным. Да и Куренков не отставал от него.

Сегодня товарищ Ринк зачитал перед строем приказ по полку от 13 апреля о геройской смерти командира 3-го батальона товарища Попова. Приказ гласит:

«Сего числа в штыковом бою в дер. Шумайловская погиб смертью храбрых командир 3-го б-на Петр Алексеевич Попов. Отличный командир и прекрасный по своим душевным качествам человек, обладающий широкими познаниями в военном деле, имеющий боевой опыт, он с неиссякаемой энергией сражался за рабочее дело, всюду и везде являясь примером для красноармейцев, и был горячо любим ими. Смерть его является большой потерей для полка.

Вечный покой тебе, дорогой товарищ Петр Алексеевич. Память о тебе будет вечно жить в сердцах знавших тебя.

Скоро то время, когда луч свободы озарит весь мир и твой милый, светлый образ вновь ярко вырисуется в воображении товарищей и подвиг твой и великое дело с благодарностью будут передавать из уст в уста».

После того как чтение приказа было закончено, выступил я и призвал бойцов отомстить за гибель наших геройских товарищей, не посрамить их светлую память, храбро, как товарищ Попов, биться за революцию и Республику Советов.

19 апреля. Деревня Вороны

С 17-го числа наш полк переведен в резерв. Расположились неподалеку от линии фронта. Отдыхаем третьи сутки.

Сегодня узнали любопытную новость: 18-го белые подключились к телефонному проводу, выведали, где стоят красные войска, имена командиров, и по телефону же приказали, чтобы наш полк, а также и 23-й Верхне-Камский спешно отошли верст на 30–40 в сторону от здешнего боевого участка.

Командир 23-го полка заподозрил неладное и запросил командира бригады. В нашем полку обман тоже был раскрыт. Телефонист белых ошибся в числе батальонов, он и не подозревал, что у нас из полка получился один-единственный сводный батальон.

Мы посмеялись над неудавшейся хитростью беляков. Но вообще-то радоваться нет причин. Положение неважное. Приходится думать, как бы не оказаться отрезанными от Глазова и от тракта на станцию Яр. Однако там, я слышал, стоит боевой 21-й Мусульманский полк нашей Особой бригады.

Хотя обстановка трудная, духом не падаю. Разве трудности для нас внове? Все равно – будущее на нашей стороне! Я верю, крепко верю: мы одолеем всех врагов и все напасти!

Хотел было кончить, но тут новость – приказано подготовиться к наступлению. Придется всю ночь идти по плохой лесной дороге. Ничего не поделаешь, надо – так надо. Люди отдохнули, настроение поднялось.

За эти дни было у нас общее собрание. Выступал товарищ Ринк. Говорил дельно, серьезно. Он мне все больше нравится. В бою смелый, спокойный, твердый. Если надо, может наганом остановить труса, удержать паникера.

После боев в Пермятской и у Залазнинского завода мы с ним стали ближе друг другу.

Убеждаюсь, что в нашей команде много хороших людей. Отличился товарищ Попов. Помкомвзвода товарищ Павлов прямо-таки показал себя героем в ночном бою 13 апреля.

Не подкачал и Антипыч: ни разу не оставлял команду голодной. А ведь ему тоже нелегко приходилось. Тем более что мы потеряли трех лошадей и возить провиант было не на чем.

Сегодня узнал, что от белых из Пермятской вырвалось совсем немного красноармейцев. Человек по восемь – десять из роты. Из батальонной пулеметной команды и того меньше – пятеро. С остатками 1-й роты вышел председатель полкового партийного коллектива товарищ Федоров.

В нашей команде не досчитываемся двадцати человек.

20 апреля. На марше

Двигаемся к селу Люм. От него верст тридцать с чем-то до станции Яр и верст двадцать до Глазова. Идем в армейский резерв. Это неспроста. Командование опасается, что белые станут наступать на Глазов.

Сейчас большой привал. Достал из мешка тетрадку и пишу. У меня теперь привычка: едва свободная минута – скорее за дневник, кто знает, когда удастся следующий раз писать.

Вчера всю ночь шел с красноармейцем Николаем Зеленским. Дорога плохая. За двадцать верст пути порядком устали. Но все время разговаривали.

Зеленский прибыл в команду недавно. Он москвич. Грамотный, образованный. Поэтому назначили писарем.

Зеленский говорил о поэзии, о любви, о настоящей дружбе. Читал стихи о Кавказе. Там он родился, жил до переезда в Москву и преданно любит этой край, о котором я знаю только по книгам. В мечтах Зеленский уносится на Кавказ, лучше которого для него нет ничего на свете. Наши снега и леса для него, что тюрьма без решеток. Все здесь гнетет ему душу.

Я понимаю, как может тосковать человек по родным местам,