Традиции & Авангард. №1 (4) 2020 - Литературно-художественный журнал

которые, несмотря ни на что, остаются добрыми и стараются всем помогать – таких мало, но пока они есть – есть и надежда на то, что не все так плохо. К таким людям мы в основном относим именно тех, кто нам дорог. Александра же была мне дорога за то, что пожертвовала своей жизнью ради брата и была всегда чиста, как ребенок.

Несколько минут я молча стоял и смотрел на нее, потом, собравшись с силой духа, осторожно прикоснулся к ней. Дотронувшись до плеча девушки, я слегка потряс ее. Александра никак не отреагировала и вообще подалась так, словно была мертва. Последняя мысль странным образом осталась в голове, и я почувствовал, как сердце снова стало покрываться пленкой льда.

Когда я потряс ее во второй раз, то немного не рассчитал сил, так как она повернулась на спину… Возле ее груди лежали какие-то бутылочки от лекарств, причем пустые, так как крышки от них лежали рядом или наполовину под девушкой. Не ощущая ничего, кроме того, что все это лишь дурной сон, я прикоснулся к пульсу девушки…

– Доктор! – закричал я так громко, что казалось – услышать мой голос можно было даже на другом конце земного шара.

Происходящее далее было как в кошмарном сне. Прибежал врач, поинтересовался у меня, чего я кричу, и, увидев, куда я указываю пальцем, кинулся осматривать Александру. Потом криком позвал медсестру… меня попросили выйти из палаты.

Выйдя из палаты и сев в кресло, я прикрыл глаза и почувствовал, как по щекам текут слезы. Сердце, казалось, просто умерло, так как вообще не билось в груди… да и зачем? Ведь то, что было причиной для меня стремиться к чему-то, идти дальше, лежало на больничной постели и не дышало. Я трезво отдавал себе отчет в том, что Сашенька умерла – уж слишком много времени прошло с того момента, как она отравилась, до того, как я ее обнаружил. Мне совершенно ничего не хотелось, я не чувствовал ничего, кроме боли и безразличия ко всему, хотелось просто перестать дышать вместе с Александрой или проснуться и обнаружить, что это сон. Я понимал, что это не сон, и надеяться на обратное было глупо и бессмысленно. А значит, оставалось только сидеть и плакать, как бы это ни звучало для некоторых… Или напиться и броситься с моста. По коридору стали бегать люди, поэтому я поднялся с кресла и медленно направился к выходу из больницы. Все, что можно было потерять, я потерял…

* * *

Мы медленно шли с Александрой по незнакомой мне улице. Надписи на домах, к которым я время от времени обращал свой взор, чтобы попробовать определиться, в каком мы районе, ни к чему не приводили, так как были какими-то смазанными. Я напрягал зрение, но это ни к чему не приводило, расплывчатость надписей не изменялась, словно я вообще и не пробовал их рассмотреть, хотя все больше и больше напрягал глаза. Отойти от девушки, держащей меня за руку, или попросить ее подождать меня, чтобы я посмотрел, где мы, было отчего-то страшно, словно я понимал, что, пока двигаемся, мы существуем, а что будет, когда остановимся, мне лучше не знать. Улицы были совершенно пустыми, словно, кроме нас двоих, никого больше не было. Отсутствие людей на улицах можно было логически объяснить, если бы мы шли поздно ночью или очень рано утром, но мы шли днем, в обед, причем солнце светило ярко и дарило тепло. Александра всю дорогу молчала, лишь улыбалась, когда я смотрел на нее, и кивала мне. Слова сами собой исчезали в моей голове, и я снова старался определиться с тем, где я. Да и, собственно, слова были излишни, так как, находясь рядом с любимой девушкой, я чувствовал необъяснимое тепло и умиротворенность. Когда мы переходили дороги, я даже и не думал о том, что нас может сбить автомобиль. Когда же мы сворачивали в проулки, то опять же я не думал о том, что там нас могут поджидать пьяный или очередная молодежная группировка, которая, помимо того, что может ограбить, вполне может и убить, причем – совершенно спокойно. Все это было так смешно и неважно, что, казалось, даже не стоило того, чтобы об этом думать.

Скоро я оставил попытки определиться с тем, где мы находимся, и просто наслаждался прогулкой с Александрой. Когда мы свернули в очередной проулок, я резко остановился и, повернув к себе Сашу и прижав ее к стенке, попробовал поцеловать, так как мной вдруг овладело сильное желание сделать это. Она легко поддалась мне и позволила не только целовать себя, но и отвечала, правда немного робко и не так страстно, как это делал я. Когда же мои руки сами собой упали на ее бедра и попробовали залезть ей под юбку, она резко остановилась и слегка оттолкнула меня от себя. Я смутился и хотел было попросить у нее прощения за вдруг нахлынувшее на меня низкое и пошлое желание, но она не дала мне это сделать, прижав свой палец к моим губам и улыбнувшись. Взяв мою руку, Саша как ни в чем не бывало потянула меня дальше – туда, куда мы направлялись с ней.

Мысль о том, что она мертва, появилась сразу же – с тем, как я осознал свою вину за то, что решил опошлить наш поцелуй. Но она ничего не могла изменить, кроме того, что я вдруг отчаянно захотел того, чтобы этот сон продолжался вечность, чтобы я не просыпался никогда. И то, чтобы нашим пунктом назначения были ворота в ад или рай – мне было одинаково безразлично, куда идти, лишь бы рядом со мной была девушка, которую я любил и без которой мне не было смысла существовать. Я вдруг понял, что если проснусь, то плевать на все – брошусь из окна. Мир ничего не значит, если он для тебя не дороже песчинки, которым нет счету, а для меня он именно таким и являлся. Бог, если он и был, то забыл про меня или просто не смотрел в мою сторону никогда. Может, это и моя вина, что я никогда не был в церкви, разве что в далеком детстве, когда меня крестили, да и то я этого не помнил, и меня никто не спрашивал. Для него самоубийство – это грех, а для меня – единственный выход из ада, которым стала реальность… Ведь как я мог жить, когда чувствовал себя убийцей,