Традиции & Авангард. №1 (4) 2020 - Литературно-художественный журнал

каких-то пять минут, а он шел все медленнее и медленнее, как будто раздумывая. «Надо бы мне заглянуть, чего-то выпить, а то так простыну и ничего за неделю не сделаю… Да, силы мне сейчас архиважны… Зайду-ка в наш подвальчик, там всегда тепло», – обманывал он так себя страхом перед лихорадкой.

В подвальчике за два дома до его был организован спортбар, специализирующийся на матчах и алкоголе. Один секрет, конечно, Нежин знал про этот бар: девушки здесь были редкими гостьями, но вот если они переступали порог бара, и без сопровождения мужчин, то непременно искали знакомств. И, можно предположить, отчаялись либо по натуре были грубы, так как даже он порой не мог выдерживать царящие там устои и негодную вентиляцию, из-за которой заведение в народе прозвали «Дымовиной».

В «Дымовине» из-за дешевого алкоголя, как правило, толпилось много народу. Тут всегда преследовало ощущение, что вот-вот начнется драка: мат, смех и ругань проходили волнами по крохотному темному заведению, в котором едва ли можно было нормально перемещаться или свободно сидеть, но, видно, от этой тесноты, грозящей мало-мальскую драку превратить в резню с разбитым стеклом, рукоприкладства здесь случались редко, и в случае необходимости буяны, кажется, сами были рады выйти вон.

Нежин протискивался среди людей. Один патлатый байкер с усами и бородой пихнул его локтем, и стопка водки, которую он держал на двух толстенных пальцах и готовился смахнуть на спор, закачалась.

Ему кричали: «Грюндель, давай-давай, Грюндель, не пролей, давай, Грюндель», – качающуюся стопку он опрокинул и так же виртуозно с двух пальцев скинул на барную стойку.

Толпа загудела, из нее высунулся щуплый парнишка лет шестнадцати и дерзко сказал: «Я смогу больше». Многие рассмеялись, подначивая выскочку, Грюндель стал клясться самыми непристойными вещами и радостно чертыхаться, в итоге через десять минут мальчик настоял, принял эстафету и стал стопка по стопке с двух пальцев смахивать водку.

Нежин задержался на несколько минут: его озадачило сумасбродство парнишки, выступившего против матерого волка. Как он и предположил, мальчик не рассчитывал на выигрыш, напротив, он косил, был неловок, судя по всему, непривычен к спиртному. Когда на него шикали, он практически не реагировал, не огрызался, не защищался, а брал стопку все более трясущимися руками и смотрел холодно прямо на нее и никуда больше. Это был темноволосый метис с карими глазами, роста ниже среднего, с большой не по размеру головой и пышной шевелюрой.

– Он сейчас упьется! – хохотали в толпе.

– Я знаю, кто это. У моей соседки на даче сарай строил. Гастарбайтер. Его отец бросил, смылся куда-то, – услышал Нежин разговор и попытался пролезть к мальчику, но толпа его оттеснила, и ему пришлось орать: «Вытащите его! Эй, там, впереди, вытащите парня, он несовершеннолетний!».

Но никто его, кажется, не слышал в общем шуме. Он заорал еще громче. Судя по тому, что водку оплачивал проигравший победителю, парень, видно, планировал свалиться замертво гораздо раньше пятнадцати стопок, которые уже смахнул запросто Грюндель.

Рожа у Грюнделя была колоритная: волосатые ноздри, как раздувающиеся меха, весь мохнатый, косматый, толстокожий, грубый до одурения. Он гладил свою бороду, смеялся, открыв рот, и иногда потрясал натруженным коричневым кулаком.

– Да что вы делаете! – заорал Нежин еще громче и стал протискиваться вперед. А пока он протискивался, то думал так: «И что это я таким сердобольным стал?! Зачем мне этот мальчишка?.. Ладно бы от добра делал… Положим… Но ведь я-то от суеверия суюсь туда… А не честнее ли развернуться? И пусть все заказчики улетят от меня, лишь бы не играть в эту гадкую игру».

В итоге Нежин стал так рьяно биться локтями, что все же добрался до середины круга и громко заявил:

– У мальчишки есть своя причина! Снимите его с соревнования!

– Так он сам напрашивался! – загудели.

– Зверек! Пусть Грюнделя одолеет! – кто-то выкрикнул, смеясь.

Парень, еле стоявший на ногах, будто тут же очнулся, метнул ненавистный взгляд и, собравшись с силами, сказал с сильно прорезавшимся акцентом: «Кто назвал меня так? Трус! Вых-х-ади сюда!»

– Это я трус?! – ступил вперед парень чуть старше первого и высокомерно ухмыльнулся. – Да я даже если убью тебя, чурку, мне ничего не будет!

– Ну, так и пойдем, кто кого, – проскрежетал метис, и нечто озлобленно-радостное промелькнуло в его вдруг протрезвевших глазах.

Он повернулся в ту сторону, откуда приглушенно летело «чурка», и все в нем, кажется, в мгновение сверкнуло удовольствием ненависти, сладострастием ненависти, когда ловят каждую черту ненавистного субъекта, когда внимают тону и жесту с тем, чтоб их возненавидеть, чтоб ненавидеть цельно, полно, неуемно все-все в нем с удовольствием испытуемого отвращения. Мальчик, казалось, возвысился, стал даже горд и длинно что-то на своем сказал.

– Мы на твоем не бугульмэ! Га-ва-ри па-русски, если сюда привалил, – кинул парень, пародируя его акцент.

– Пойдем на улицу.

– Я чурками руки не мараю, – ответил парень и развернулся уходить, но тот прыгнул на него и вцепился в шею.

«Ну и кашу я заварил», – пронеслось у Нежина, особенно когда в толпе он услышал шепот про депутатского сынка, отпрыска и так далее, которым являлся второй парень.

Быстрее всех сработал Грюндель. Он находился близко, разнял их, за шкирку выволок метиса из бара. Парня он трогать не стал, но тот сам пулей выскочил, чтоб кому-то позвонить. Нежин, проклиная себя и свое медвежье услужение, бросился за ними. Половина бара тоже высыпала.

– Я еще раз повторяю, руки о таких, как ты, не пачкаю, – продолжал рисоваться парень, отстранив телефон от уха.

– Да уж подерись, а не подмогу вызывай! – пробурчал недовольно Грюндель и спустился обратно в «Дымовину».

– Никогда не пачкал руки! Чурка! – хорохорился парень, пока метис выдирался из рук державшего его Нежина и мужика, которые пытались его уговорить не связываться.

Наконец он выдрался и дал сначала Нежину, потом мужику – и кинулся со всей силой ненависти на обидчика. Парень, хоть и был в два раза выше и крепче метиса, упал навзничь. И сразу стало так гадко от этого зрелища, что половина публики разбрелась. Нежин же пытался их разнять, получая тумаки. Буквально через несколько минут к бару подъехал джип. Оттуда выпрыгнули двое мужиков, схватили подростка-гастарбайтера, запихнули в джип и увезли. Нежин сел на тротуар. Схватился за голову. Вскочил. Снова сел. Плюнул.

– И мне ничего не будет! Ха-ха! Говорил же, чурками руки не пачкаю! – поднимал он руки, как будто танцевал фонарики. – А вы думали… Ха-ха! – смеялся парень.

Нежин понял, что он тоже был нетрезв. И хотя все косились на него с презрением, никто с ним связываться не