Традиции & Авангард. №3 (6) 2020 - Литературно-художественный журнал

Я расстроилась. И постепенно забыла о жареном снеге. А сейчас вот вспомнила в красках, деталях и подробностях. Наверное, я тебе его приготовлю. Хочешь попробовать, Алекс?..»

Найти убийцу Нины! Уйди отсюда, дай сказать! Найти убийцу Нины!

Найти убийцу Нины

Алекс долго бежал, спотыкаясь, не разбирая дороги. Остановился на краю оврага, снял пиджак и швырнул его вниз, где еще не просохла трава после ливня. Пот и солнечный свет превратили все, что он видел, в тягучее сырое золото. Он яростно вытер лицо галстуком.

Впереди виднелся березовый перелесок. За ним – горизонт. Что там дальше, за небом, лежащим на дальнем лесе?

Облака, это белое вещество жизни, заставляли его ликовать.

Алекс вдруг представил, что, когда дойдет туда, где небо соединяется с землей, пространство вдруг станет розовым, и он полетит в эти краски. Он весь испачкается в них, но будет лететь. Все выше и выше.

И тогда розовый закат польется с него на землю. Густые капли повиснут на ветвях тополей и кленов. И вскоре все покроется тягучей розовой массой. Он погасил в себе это сладостное ощущение. Отломил веточку от деревца терна. Жевал ее и смотрел на облака, что меняли форму под воздействием ветра.

Алекс спустился в овраг, наступив на свой пиджак, утопив его в стоячей воде. Приятный холодок проник в ботинки. Он улыбнулся. Выбрался из оврага и пошел через поле, туда, где, молчаливые и скромные, ветвями манили его березы.

Он задыхался, но бежал. Ботинки превратились в комья земли, ноги были по колено в грязи. Легкий ветерок игрался с ним ласково, шутливо. То даст подзатыльник, то закроет глаза, то легонько толкнет в лоб. Алекс так любил его, что хотел откусить хоть немного. Ему хотелось проглотить кусочек ветра, наполниться им изнутри.

До березняка оставалось не более десяти метров. Алекс решил полностью раздеться. Он чувствовал – одежда мешает ему понять что-то важное.

Испачкав руки в мокрой грязи, снял и бросил по разным сторонам ботинки. Он кинулся в пашню сам, расстегнул ремень, снял штаны, рванул их прочь. Галстук, словно воздушный змей, полетал, исполнив прощальный танец, и упал где-то далеко.

И он пошел дальше. Бугристые мышцы блестели на солнце, с волос летели крупные капли пота. Поле постепенно поросло травой, березы склонились перед ним. От радости он взмыл вверх, на дерево, быстро перебирая руками толстые суки, взобрался на самую вершину. И смотрел на кору как завороженный, приблизив лицо к стволу.

Что это за выпуклости? Остатки ударов молнии? Грибы, что растут на деревьях? Наросты? Странные очертания. Похожие на что-то… Что-то знакомое… Губы. Это губы. Красивые, сочные. Алекс закрыл глаза, осторожно поцеловал. Но дерево не ответило. Он обнял ствол, сжимал его, впивался ногтями.

Поцеловал более настойчиво. И береза поддалась. Она раскрыла свои мощные пухлые губы, отвечая ему с такой страстью, что эрекция превратила в ствол дерева его самого.

Ветви нежно обняли его плечи, упругий стан ствола чуть раздвоился, подался вперед. Алекс поднял голову вверх, чтобы взглянуть на небо, но листья ласково закрыли ему глаза. Поцелуи дерева становились все напористее, смелее.

Острая саднящая боль заслонила собой все. Губы Алекса уже сочились кровью, свисали с них кусочки кожи. Вместо члена упирался в дерево окровавленный отросток. Спина была изодрана ветвями. По гладкому белому стволу березы стекала его кровь, пролагая себе путь через скопления испуганных муравьев и солдатиков.

– Так вот чем ты занимаешься вместо того, чтобы искать убийцу Нины? Смотри, в следующий раз он убьет и тебя самого, – дед Жавю сидел внизу на травке и уплетал землянику, поглядывая на Алекса. – Забери этих двоих, – дед указал в сторону, где у большого муравейника притаились две тени – те самые, что пережидали время в матери Нины, – не понравилось им в Нинкиной мамке. Умоляли меня с тобой договориться, решить вопрос. Но об этом потом. Послушай-ка историю, что я припас для тебя напоследок.

…В конце восьмидесятых знал я одного человека. Ни имя его, ни фамилия ни о чем тебе не скажут. Жил он себе спокойно до тридцати лет, работал на фабрике игрушек, был холостяком. Но на тридцать первом году что-то произошло с ним: ударила парню в голову дурацкая мысль – захотел он научиться играть на бас-гитаре. Его семья не была музыкальной, отец всю жизнь работал строителем, мать – продавцом рыбы. Но что-то в нем заиграло такое внутри, и он твердо решил – нужно освоить бас-гитару во что бы то ни стало. С большим трудом он достал где-то инструмент. Я однажды видел эту гитару – старенькая, потертая, подделка под ту, на которой играл Пол МакКартни.

Все, кроме работы, он забросил. Да и бросать было особенно нечего: семьи у него никогда не было, родители умерли. Он просто перестал ходить в пивную и зачитываться фантастикой, посвятив все свободное время обучению. Уж как он учился – я сказать не могу. Никаких самоучителей тогда не было. Но через год он играл в группе при одном захолустном ДК. Я приходил пару раз на их концерты. Песни они играли не свои, но вполне сносно. Я часто встречал того парня на улице – он выглядел намного счастливее, чем раньше. И было с чего, черт возьми! Его мечта исполнилась. Он научился играть на бас-гитаре. Он играет в группе!

Так продолжалось несколько лет. Я встречал его то в магазине, то на улице. И везде он таскал за собой бас-гитару.

А я тогда имел грешок – полюбливал пивко. Помню, осенним дождливым вечером сижу в нашей пивной. Народу почти никого, а мне домой не хочется. Сижу, потихоньку пиво потягиваю. И вдруг входит он. Без своей гитары. И лицо его такое же грустное, как тогда, во времена, когда ни гитары, ни умения играть на ней у него не было.

Он взял два бокала «Бархатного», как сейчас помню. Подсел ко мне, поздоровался. Рассказал, что у их группы вскоре будут небольшие гастроли по ближайшим городам, – грустно так, безрадостно сказал… А потом вдруг занервничал и перешел на шепот. Подсел ко мне поближе и зашептал, глаза заблестели, словно внутри его головы поднимался рассвет.

Он рассказал мне, что понял время, постиг его. Это случилось, когда он менял струны на своей бас-гитаре. Он вдруг отчетливо увидел такую картину: в черной пустоте медленно крутится гигантская воронка. Все существа и вещи, вся реальность, которой мы ее знаем, находятся внутри воронки. В центре ее – пустая чернота. Вся